автомобиль. Каждый раз, когда голоса птиц были особенно отчетливыми, Эндрю поднимал плечи, словно собираясь взлететь, и угадывал: дрозд, зарянка, малиновка, зяблик… И вдруг закричал:

— А вот и овсянка! — и добавил, когда Юдит улыбнулась, удивленная его воодушевлением: — Вы понимаете, она редкая, похожа на седоголовую, но щебечет иначе.

— Любите птиц?

— Очень. Я, в сущности, орнитолог. Куда бы я ни приезжал, сначала ищу место, где можно понаблюдать за птицами. Вы не представляете, какие замечательные птицы есть в Танзании: утки, фазаны, попугаи и, конечно, много хищных птиц. Я прослужил там восемь лет, понимаю суахили и могу немного говорить на нем… Ой, я чуть не задавил фазана! Их здесь выращивают для еды, как у вас кур. Они не привыкли к машинам.

Красивая яркая птица побежала по дороге, изо всех сил пытаясь взлететь, но безуспешно.

— Бедная птица! — воскликнул Эндрю и тут же вернулся к рассказу о себе. Он говорил с неанглийским воодушевлением, двигаясь по левой стороне дороги (Юдит никак не могла привыкнуть к этому, особенно на поворотах) и петляя на скорости, которая казалась ей чрезмерной. Сочетание в новом знакомом бригадного генерала, автогонщика и орнитолога вызывало у нее восхищение и легкое подозрение. Словно читая ее мысли, он сказал:

— Иногда я завидую людям, которые всю жизнь занимаются чем-то одним и ради этого отказываются от всего другого. Мне нравятся слишком многие вещи, и я не хочу отказываться ни от чего. Может быть, поэтому я ни в чем не достигаю совершенства.

— Что же это за вещи?

— Ну, прежде всего, военная служба, затем исследования и писательство, а еще гонки, а еще птицы. Ну и небольшая ферма рядом с домом, овцы, собаки и конечно же семья, я имею в виду детей. Я вкладываю в них максимум. И есть несколько местных организаций, которые сделали меня своим почетным членом. Иногда я хочу просто прогуляться один… или с кем-то вроде вас.

Она пожала плечами, чтобы стряхнуть с себя неудачный комплимент. Наконец-то заросли на обочине расступились и взгляду открылось нечто, что соответствовало слову «луг», слову, о значении которого она не раз задумывалась. Широкое пространство вскоре упиралось в невысокий холм, покрытый светло-зеленой травой. На склоне холма паслись очень белые овцы с очень черными ушами. Они ласково щипали траву. Зеленый цвет уходил вдаль, а почти на самой вершине холма бегали белые, коричневые и пятнистые кролики с торчащими ушами.

— Ух ты! Остановитесь, остановитесь, пожалуйста!

Он припарковался на обочине дороги, открыл багажник, достал клетчатый плед, схватил ее за руку (ой, что такое?) и направился в сторону луга. Библейские сандалии Юдит тонули в темной липкой грязи. Эндрю нашел сухое место, свободное от овец, и расстелил плед. Кролики, чьи уши тут и там торчали на склоне холма, моментально исчезли, поспешив спрятаться в норах.

— Отдохнем немного? — предложил он и растянулся на половине пледа, положив трость вдоль тела с внешней стороны и закрыв глаза. Одно мгновение она обдумывала ситуацию, а затем легла на другую половину, оставив свободное пространство посередине. Она не хотела закрывать глаза, но солнце, которое было почти в зените, ослепляло ее, и она сдалась, закрыла глаза и почувствовала волны тепла — то ли от солнца, то ли от легких прикосновений меха кроликов, которые теперь — ой! — шустро бегали уже вокруг них, забавно двигая носами.

— Прямо рай какой-то, — лежа на спине, пробормотала она, пальцами одной руки поглаживая траву и пытаясь дотронуться до кролика.

— Вам повезло, вы приехали сюда летом. Зимой здесь все засыпано снегом.

— А что делают все эти кролики зимой? Где они живут, что едят?

— Бедные кролики… Что они делают зимой? Честно говоря, никогда об этом не задумывался.

Они обменялись еще несколькими ленивыми репликами о погоде, о двух типах российских зайцев — беляке и русаке, цвет которых меняется в зависимости от сезона… Юдит вспомнила о шоколадных кроликах, их она обычно получала на Новый год, о гусях и утках, плывших по Днепру, когда она с родителями ехала на дачу.

— Однажды в наш двор с высокой сосны упал вороненок. Когда я вышла на крики матери-вороны, летавшей над ним, я увидела птенца под сосной и подумала, что он мертв, но он открыл глаза, учуяв запах мяса от моих ладоней, потому что я как раз готовила фарш для котлет. Я посадила его в соломенную коробку и стала выхаживать. Он открывал клюв, как только видел меня, а потом начал ходить за мной по двору, словно утенок. Летать он не умел, даже когда вырос. Мы назвали его Габриэлем, он жил у нас почти год, пока его не сожрала собака…

Юдит продолжала болтать без умолку. Слова вылетали из нее, смешивались с воздухом и исчезали. Он слушал с закрытыми глазами, то молча, то смеясь, то говоря «и…», а иногда возвращаясь к сказанным ею словам.

В свою очередь он рассказал об охоте на кроликов с собаками и без них, о хитром использовании их склонности прятаться в маленьких норах и чувствовать себя защищенными, о Лесси и Пупетте, двух своих замечательных собаках породы колли и их щенках… А еще — об узколобых командирах и старших офицерах, у которых нет никакого воображения, которые не видят дальше кончика собственного носа и не принимают его, Эндрю, предложения. И о том, что его жена нуждается в ком-то вроде отца или слуги, а не в любящем супруге, она не хочет с ним разговаривать, не хочет прикасаться к нему, ей бы только обвинять, жаловаться и критиковать. Иногда она будит его среди ночи и начинает предъявлять претензии. Собаки — они так искренне выражают свои чувства, облизывая тех, кого любят, в любом месте тела и лая на тех, кого ненавидят, и все это — без всякого расчета!

Она рассказала ему об их собаке по кличке Гитлер, которую в Израиле пришлось переименовать, чтобы ее не отравили, и о собаке Лесси из книги, которой она зачитывалась в детстве.

— Все жители Гринол-Бридж ставили часы на без пяти четыре, когда видели, что Лесси бежит по улице навстречу вышедшему из школы Джо Керраклафу. Вы понимаете? «Ответственность — это форма любви», — сказала она и спохватилась, услышав, что снова говорит, как учительница…

Внезапно она вскрикнула и вскочила, почувствовав резкую боль между пальцами правой руки.

— Что случилось?

— Кажется, меня ужалила пчела.

Она раздвинула пальцы и показала Эндрю покраснение и припухлость между двумя пальцами. Он взял ее руку, перевернул, поднял и сказал:

— Полижите.

— Что?

— Полижите, слюна лечит раны, это знает любое животное. Наверное, это была оса,