– Мистер Денхем завершил портрет вашей подруги? – спросил он внезапно.

– Некоторым образом, да, – ответил Брук, потирая затылок. – Я бросил его в камин незадолго до завершения. Амели не одобрила мой жест, но я объяснил ей, что это и есть доказательство моей любви.

– Ваш отец был в курсе этих необычных… сеансов позирования?

Пол Брук остановился и перевел взгляд на крону большого платана.

– Естественно, – произнес он неожиданно безразличным тоном. – Она позировала в мастерской, которая была в распоряжении Денхема. Но мой отец не видел в этом ничего предосудительного. У него очень либеральные взгляды на жизнь… А в том, что касается искусства, – все разрешено.

– А что об этом думала ваша мать?

– Я не знаю, думает ли моя мать о чем-нибудь иначе, чем мой отец, с тех пор, как она узнала его. Мой отец для нее герой, сражавшийся за ее родную страну. Она никогда не высказывалась против каких-либо его действий, даже в его отсутствие…

– Значит, у нее совсем другой характер, в отличие от вашей невесты! – весело бросил Оуэн.

Внезапно Брук как будто преобразился. Нежность безмятежной улыбки осветила его лицо, прекрасно передавая все чувства, которые он испытывал к девушке.

– Она так чудесна, так прекрасна, что самый яркий цветок кажется рядом с ней совсем бледным.

Мы уже возвращались обратно, когда наш хозяин закончил говорить об Амели, и все в выражениях, пропорциональных его любви. Мы пересекли лужайку и проходили мимо сооружения, украшенного цветами, которое я мельком увидел из-за стола в саду. Аллея, начинавшаяся от дома, заканчивалась у большой перголы, обвитой дивными разноцветными клематисами, образуя что-то похожее на павильон без крыши, состоящий из пяти колонн, размещенных кру́гом и увенчанных небольшой аркой, соединявшей эти колонны. Другое вьющееся растение, не такое густое, как клематис, украшало своими пастельными цветами это занятное сооружение, в центре которого, как священный объект в святилище, находилась небесная сфера.

– Замечательно! – воскликнул Оуэн, рассматривая живописный ансамбль.

– Это идея моего отца, – пояснил Пол Брук бесстрастно. – За создание этих колонн он заплатил безумные деньги…

– И неудивительно! Капители великолепно сработаны, и скульптор обладал прекрасным вкусом, выбрав ионический ордер, которому и я отдаю предпочтение вследствие соблюдения им тонкого баланса между изяществом и простотой. Произведение искусства всегда должно быть изящным и простым.

Пол Брук, который, как я догадывался, отнюдь не разделял энтузиазма Оуэна по поводу художественной ценности этого творения, молча наблюдал за ним, а потом произнес:

– «Ворота в потусторонний мир». Так назвал это отец. А длинная пергола, под которой все проходят в дом, должна символизировать, по его мнению, продолжительность жизни, и, конечно, небесная сфера – высшее достижение, старт в неизвестное… Мой отец очень гордится своим творением… и хочет, чтобы его там похоронили.

Вечером, в лондонском пабе, где мы встретились с инспектором Уэдекиндом, приславшим нам сообщение, я докладывал Оуэну о некоторых выводах, которые возникли у меня после встречи с Полом Бруком.

– Разумеется, я признаю, что должен был вспомнить о Колоссе Родосском, проявив чуть больше находчивости, но тогда мы были так ошеломлены этим новым преступлением…

– Мы всегда это знали! – поправил меня Оуэн, ставя на стол только что опустошенную кружку пива. – По крайней мере вы не первый проникли в эту тайну!

– Увы, нет! Но замечание Брука натолкнуло меня на одну идею. Поскольку последнее преступление связано с одним из семи чудес света, сказал я себе, то почему бы и не остальные? Вы понимаете? При рассмотрении предыдущих убийств очевидно, что в них можно было бы найти то, которое вдохновлено пусть и не Колоссом Родосским, но одним из оставшихся шести чудес света. Вы понимаете меня, Оуэн?

– Пытаюсь, – сказал он, глядя на меня с насмешливой улыбкой. – Но это не так легко! В этом зале слишком шумно! – Повернувшись в сторону, он громко произнес: – Если бы игроки в дартс не трубили, как слоны, при каждом попадании в цель, мы были бы им премного благодарны!

– Оуэн, вы сходите с ума! – взмолился я, в то время как наш стол стали обстреливать гневными взглядами. – Вам хочется стать похожим на дикобраза, ощетинившегося их дротиками?

– Надо уметь брать на себя ответственность в жизни, друг мой. Уважение – один из столпов общества. Если оно исчезнет, рухнут самые блистательные цивилизации, как рухнул тщеславный Вавилон. Но вы, кажется, говорили о шестом чуде света, так ведь?

– Да, и я думаю о первом преступлении, с Александром Райли, вспыхнувшем, как факел, на самом верху своего маяка. «Он горел в ночи, словно сам был маяком» – как сказал один из свидетелей. А если вспомнить послание убийцы, он объявил нам, что «весь мир сможет любоваться им, он будет солнцем моря»… Вот вам и маяк! Маяк, построенный на острове Фарос! Легендарный Александрийский маяк, возвышавшийся на Средиземном море, освещавший его своим великолепием и блеском! Он был гордостью Александрии, получившей свое имя от Александра Македонского. Такое же имя у жертвы. Это ли не напоминание об Александрийском маяке? Вы понимаете меня?

Оуэн, все еще улыбаясь, зажег сигару, оттягивая время, а затем бросил:

– Скажите, Ахилл, вы считаете меня идиотом? То, что вы сейчас объяснили с такой горячностью, было первым, что пришло мне в голову, когда я занялся тем убийством почти два месяца назад, пятого апреля, если быть точным.

– Да, конечно, я сомневался в этом, но вы так странно смотрели на меня…

– Потому что это было действительно смешно. Но пойдем дальше. Я полагаю также, что ваш живой ум, увлеченный порывом логической ясности, попытался связать остальные преступления с другими чудесами света…

– Да, естественно, но мои воспоминания об этих семи чудесах древности не слишком точны…

После этих слов я был вознагражден укоризненным взглядом.

– Это хуже, чем преступление, Ахилл. Это ошибка. И достаточно непростительная ошибка, такая же, как и неумение назвать девять муз. А может быть, даже еще серьезнее.

– Я хорошо помню пирамиду Хеопса в Гизе, мавзолей в Галикарнасе, но не вижу здесь связи с нашими преступлениями… Однако дайте мне время справиться по книгам…

– Время? Время торопит нас, потому что, как вы уже хорошо поняли, семь чудес света тесно связаны с этими убийствами. В таком случае, если позволите, я лично займусь устранением пробелов в ваших знаниях. Итак, у нас есть пирамида Хеопса, слишком известная, чтобы задерживаться на ней, затем гробница царя Мавзола в Галикарнасе, построенная на берегу Эгейского моря. Затем идут висячие сады в Вавилоне, созданные, как говорит легенда, мифической царицей Семирамидой. После храм Артемиды в Эфесе, другом замечательном городе Малой Азии. И наконец, статуя Зевса в Олимпии, вся из золота и слоновой кости, созданная талантом скульптора Фидия. И теперь вам остается только копать вглубь, чтобы найти подходящие ассоциации… И я помогу вам встать на верный путь, напомнив, что Артемида, названная римлянами Дианой, была богиней охоты, имела среди своих атрибутов лук и стрелы…