Мир перед ее глазами померк.

Тантра очнулась от холода. Она лежала на полу и видела тонкий луч света, льющийся из зарешеченного окна. Тантра вздрогнула и подтянула колени к груди, пытаясь согреться. На ней висело рваное платье, и была девушка босиком. Ногой она задела миску, металл звякнул о камень.

— Это плохо, что ты очнулась, — несчастным голосом сказал кто-то в углу, — я так надеялся, что ты умрешь… и отец твой тоже надеялся на это… пока сам не умер.

Тантра приподнялась. Странная слабость владела ее телом, и туман застилал глаза.

— Это ты? — спросила она и во тьме разглядела слепого. Сердце ее сжалось от жалости, потому что на нем она заметила рваное рубище и кандалы. Так вот отчего так трудно двигать руками, ведь и она тоже закована!

Слепой жался в углу.

— Жаль, что ты не умерла. Это избавило бы тебя от мучений… а кузнец уже освобожден.

— Неужто? — недоверчиво спросила Тантра.

— Да, освобожден и уже отчитывается перед святыми за все грехи.

— Умер? — дрожащим голосом спросила Тантра.

— Это было лучшим исходом. Ему повезло куда сильней, чем нам с тобой. — Голос слепого был тускл и безжизнен.

Тантра откинулась и, прижавшись спиной к покрытой изморозью стене, свернулась в клубок. Душа ее, еще вчера утром представлявшая собой обычную, пусть обиженную жизнью, но все же душу, нынче превратилась в израненного зверька. Охотники преследовали его и забьют просто за красивую шкуру. Тантра уже смирилась со смертью и мечтала, чтоб она быстрей пришла, чтоб закончилась эта мука, но один вопрос она еще хотела задать.

— Зачем?

— Что зачем? Если ты спрашиваешь меня, почему мы здесь, то поверь, я не знаю. Для меня это тоже загадка.

— Нет, мне не нужен ответ. Я лишь хочу знать, почему ты отказался выдать меня, когда еще мог себя спасти?

— Потому что в жизни ты не сделала никому зла. Даже на мне, несчастном слепце, лежит куда больше грехов, чем на тебе.

— Но и добра я не сделала.

Слепой пожал плечами.

— Если б я выдал тебя, я бы не смог жить спокойно.

— Но теперь тебя сожгут вместе со мной… это бессмысленная жертва.

— Неужто бессмысленная? — с печальной улыбкой спросил слепой.

Тантре хотелось выть.

Томительно тянулись часы.

— Жаль, я не могу избавить тебя от мучений… — пробормотала Тантра, растирая по лицу слезы тыльной стороной ладони.

— Поверь, я сам себя избавлю, — заверил ее слепой.

— Как?

Он показал ей острый камень.

— Я думал вскрыть сейчас вены, — признался слепой, — и, когда я умру, если хочешь, ты можешь последовать за мной.

— Да, наверное, — дрожа, сказала Тантра. Мир, который стал адским кошмаром, имел не больше ценности, чем сон в спокойную летнюю ночь.

Слепой поднял камень. Тантра, зажмурившись, отвернулась. Долго просидела она, прижавшись лицом к холодной стенке и изучая трещины в камне, а когда повернулась, слепой был мертв.

Потом тянулись часы, не быстро не медленно проходили они мимо тягучей вереницей, и реален был лишь тусклый свет да пар изо рта. Рыдания уже не сотрясали слабое тело, оно было расслаблено. Временами, правда, боль снова посещала сердце, но, потерзав вдоволь, уходила, чтоб через часы снова возвратится. И тьма, и темница, и холод, и мертвое тело рядом…

Ночь за зарешеченным окном сменила день, и потом уж утро согнало с небес темную королеву. Солнце озарило измученную Тантру, а она почти была уж мертва. И холодный труп оно осветило, который Тантра прижала к себе, и ее теплые слезы падали ему на лицо. И нельзя было воскресить смелого слепого мальчика…

Благостной была тишина, она шептала Тантре, что есть еще время пожить, подышать, но и она ушла, уступив место шумным шагам где-то за дверью.

И снова Тантра потеряла сознание. Точно сквозь тяжелую дверь слышала девушка обрывки фраз:

— Мальчишка вскрыл вены… девчонка вряд ли протянет… но скоро суд… костер уж приготовлен.

Тантра сидела в железном кресле; ее руки, ноги и шея были скованы. Она, к счастью, не видела всей комнаты, иначе ужаснулась бы, ибо на черных стенах здесь висели все орудия, выдуманные людьми, чтоб терзать друг друга.

А когда ее полубесчувственного тела касалось раскаленное железо, а ногти пронзало болью от тонких иголочек, Тантра звериным голосом кричала…

Да, ее отец был злым колдуном и насылал на людей проклятия… да, она сама того же свойства… да, она вызывала духов… да, оскверняла храмы…

Снова боль, и снова тьма, и в этой тьме визжащей ноткой замирал ее слабеющий голосок.

Пелена поплыла перед глазами. Девушку подняли и понесли куда-то. Она ощущала на своих холодных руках теплые пальцы инквизиторов и то проваливалась в спасительную тьму, то снова становилась сама собой. Она видела мрачный потолок, а потом он стал небом — седым и неласковым.

Инквизиторы кинули ее тело на снег. Тантра очнулась от холодных его укусов и, застонав, приподнялась на одних руках.

Кто-то взял ее правое запястье, снова кинул, но уже в цепях, тоже самое случилось с левым. Тантру приподняли, и она поняла, что закована и растянута меж двух столбов. Злой ветер стал рвать на ней лохмотья, а ноги едва находили в себе силы просто не сгибаться.

Тантра стояла на замерзших досках повозки. Две старые клячи тащили ее, и мир плыл перед глазами девушки.

— Когда? — хрипло спросила она.

— Сгореть торопишься? Уж скоро… — ответил кто-то, чудом услышав ее хрип.

А Тантре было все равно, хотя часть ее сознания, та, что была еще жива, страдала так, будто бы уже горела. Порой ожидание муки бывает страшней, чем она сама…

«За что мне это? Неужель, как говаривают, я совершила больше грехов, чем мои палачи? Жизнь… — тоскливо подумала Тантра, — не успею я насладиться ею. Не видела ничего, кроме кузницы, дома, города да косых взглядов… Стоило, быть может, принять предложение того вервольфа? Может, не так нечисть была бы страшна, как братья-люди… Уж вампиры не стали бы меня сжигать лишь за то, что я такая, какой родилась…»

Тантра даже не слышала своих мыслей, настолько ее сознание было погружено в огненную муку. Повозка была открыта, и ветер больно кусал ее тело. Со всех сторон слышались взволнованные шепотки, но как ни напрягала Тантра слух, слов различить не могла, а глядеть куда-то, кроме как вниз, на доски повозки, было выше всяких сил. Даже просто поднять голову и то, казалось, не хватит мужества.

Вроде бы ее отвязали и поволокли куда-то. Сначала снег терзал босые ноги, потом Тантра поняла, что идет по прохладному каменному полу, а потом в глаза больно ударил яркий свет.