Ситуацию кардинально изменили кадровые перестановки в высшем эшелоне власти Бессарабской области. Кроме того, в провинции стали развиваться процессы, которые заставили российские власти обратить пристальное внимание на окраинный регион.

В феврале 1813 года с должности командующего Дунайской армии был отставлен Чичагов. Это означало прекращение его полномочий как царского наместника в Бессарабии. Весной того же года из-за тяжёлой болезни «на покой» попросился и губернатор Стурза.

В столицу империи стали поступать многочисленные сигналы о случаях «беззакония, притеснения, погибели бессильных». Это определялось слабостью местной гражданско-правовой системы, которая не могла разрешать возникшие коллизии и предоставляла широкий простор для чиновничьего произвола.

Отсутствие специализированных органов криминальной юстиции приводило к тому, что уголовные разбирательства затягивались и проводились недостаточно профессионально.

Сказывался и давний порок молдавской политической системы, унаследованный со времён османского владычества. Весьма красноречиво её описал Куницкий: «воля султанов была законом для молдавских князей, воля князей была законом для Дивана… затем и воля Диванских бояр была обыкновенно законом для земских исправников и судий». Последние же, под видом выполнения приказов вышестоящих, вершили произвол «так, что наконец право сильного сделалось обычаем сей земли».

Чаще всего такие злоупотребления касались вопросов землевладения: используя своё служебное положение, чиновники зачастую присваивали себе земельные угодья. Однако в тот период в Бессарабии произошла афера, получившая всероссийскую известность. Уездные исправники умудрились облагать, собирать и, соответственно, присваивать подати с подвластного населения, несмотря на трёхлетнее освобождение бессарабцев от каких-либо платежей в государственную казну.

Отголоском прежних османских порядков была широко распространённая продажа должностей исправников и других чиновников на местах. Бывали случаи, когда боярин, добившись должности исправника стремился расставить на подчинённые должности своих личных слуг. Вообще же неспособность (или нежелание) должностных лиц отделять публичные дела от частных была главной претензией имперских чиновников к бессарабским администраторам: решения принимались на частных встречах, процедурные условия не соблюдались, архивы не велись.

Недостаточная эффективность местных чиновников поставила под угрозу реализацию самого главного имперского проекта в Бессарабии: её заселение выходцами из-за Прута и Дуная.

К моменту присоединения Пруто-Днестровья к России здесь проживали лишь от 200 до 334 тыс. человек, 43160 семейств. После подписания Бухарестского мирного договора в регион хлынул поток переселенцев из Дунайских княжеств и Балкан. Но была и эмиграция из Бессарабии, которая к 1814 году даже усилилась. Регион покинули около трёх тыс. молдавских и болгарских семей опасаясь рекрутчины и закрепощения, введение которых по слухам ожидалось в Бессарабии. Местные администрация плохо противостояла распространению этих ничем не подтверждённых слухов.

Поток иммигрантов сдерживало стремление бессарабских бояр превратить крестьян – переселенцев в зависимое население. Именно поэтому обустройство иностранных колонистов в последующем было изъято из ведения местных властей Бессарабии.

Сменивший Чичагова и Стурзу (на обеих должностях) генерал-майор и бывший комендант Хотина Иван (Йохан) Гартинг попытался решить административный кризис за счёт централизации. Исправниками стали назначать русских чиновников, происходила повсеместная русификация делопроизводства и судопроизводства. Ограничивались экономические контакты Бессарабии и Запрутской Молдовы. В имперских инстанциях Гартинг лоббировал отмену автономного управления в Бессарабской области.

Это вызвало протесты среди бессарабских дворян, открыто опротестовавших действия наместника – губернатора в петиции на имя императора.

Петербург предпринял экстренную реформу администрации региона. В начале 1815 года стартовала разработка новых правил управления для Бессарабской области. Руководил этим процессом граф Каподистрия, вернувшийся к кураторству над областью.

Новым наместником стал Подольский генерал-губернатор Алексей Бахметев, а гражданским губернатором – Херсонский вице-губернатор Иван Калагеоргий. Однако вскоре последнего сменил представитель бессарабского боярства Константин Катакази. На вновь введённую должность вице-губернатора назначался также бессарабец Матвей Крупенский. Тем самым достигались сразу две цели: расширялось представительство местных элит во власти, заместитель губернатора обеспечивал непрерывность функционирования Областного совета (во время длительных болезней Стурзы и Гартинга общие собрания Совета подолгу не проводились).

Перед новыми руководителями Бессарабии была поставлена задача активно пресекать чиновничьи злоупотребления, оградить от боярского произвола земледельцев, приступить к работе по составлению местного гражданского уложения. Однако главнейшей задачей была разработка Устава Бессарабской области.

Составление последнего, шедшее при активном участии молдавских бояр, завершилась к 1818 году.

Устав был подписан в Кишинёве императором Александром I в присутствии именитых представителей бессарабского дворянства. Основной закон региона основывался на принципах дворянской демократии, заимствованными разработчиками из Царства Польского – нового владения Александра I. По этому время действия Устава 1818 года можно считать «Польским экспериментом» в Бессарабской области.

«Польский эксперимент» в Бессарабии: провал введения дворянской демократии

В 1818 году российский император Александр I утвердил «Устав Бессарабской области», разработанный группой чиновников польского происхождения под руководством полномочного наместника царя в регионе – генерала Алексея Бахметева. Этот документ в корне менял политическую систему недавно созданного административного образования.

«Польский десант» реформировал систему управления Бессарабии по стандартам дворянской демократии, сложившимся ещё в Речи Посполитой. Она предполагала выборность органов региональной и местной власти при монополии на участие в выборах дворянского сословия.

Такое переустройство определялось глобальными процессами. Александр I после победы над Наполеоном в 1814 году был увлечён идеей сближения европейских наций. Его мечтой была либерализация государственного управления в России по польскому образцу. Это вполне соответствовало устремлениям польских элит, стремившихся усилить своё влияние в западных губерниях державы Романовых.

Генерал Бахметев был тесно связан с поляками, будучи женатым на представительнице польского аристократического рода Виктории Потоцкой. Она характеризовалась современниками как властная и даже политически активная особа. Потоцкая имела огромное влияние на своего болезненного мужа – инвалида (генерал Бахметев лишился ноги в Бородинском сражении). В XIX веке было широко распространено мнение, что наместничество в Бессарабии Бахметева являлось, по сути, негласным правлением Потоцкой.

С 1814 года Бахметев являлся Каменец-Подольским военным губернатором, где со времён Речи Посполитой сохранялось доминирование польских магнатов. Окружение губернатора состояло из чиновников польского происхождения. Руководителем канцелярии наместника Бессарабии был также приехавший из Подольской губернии поляк Н. А. Криницкий. Именно он и стал организатором разработки «основного закона» Бессарабской области.

Важнейшие нововведения в рамках «Польского эксперимента» состояли в следующем.

Главным органом управления на территории области становился частично выборный Верховный совет. Местное дворянство избирало четырёх из восьми рядовых членов этого органа, президентом же его по должности являлся царский наместник. Поскольку распорядительные решения Совета принимались большинством голосов, это предоставляло выборным от бессарабских дворян «блокирующий пакет». Заметим, что действовавший до 1818 года Областной совет был полностью назначаемым органом из числа имперских чиновников и местных бояр.

По Уставу области дворянские съезды избирали также членов Уголовного и Гражданского судов Бессарабии. Назначаемыми «сверху» были лишь председатели и по одному советнику этих инстанций.

Вероятно, самым революционным новшеством польских