реформаторов стало введение выборности цинутных (уездных) исправников. До того они назначались областным правительством из числа бояр, а с 1818 года их опять же стали избирать съезды дворян. Мандат исправников составлял три года. Действовали эти чиновники под надзором местных прокуроров и совместно с последними, а также выборными депутатами от дворянства (по одному в каждом уезде) образовывали судебные присутствия на местах.

Казалось бы, это довольно прогрессивная политическая реформа, вводившая демократические начала. Но парадокс заключался в том, что в специфических условиях Бессарабии она дала неожиданные результаты.

Апологеты дворянской демократии явно не учли, что в Пруто-Днестровье дворянство являлось крайне малочисленной социальной группой. В южных уездах обладателей дворянских титулов и вовсе можно было пересчитать на пальцах одной руки. Согласно реформе, первоначально в области учреждались 62 выборные должности, в то время как численность участников первых дворянских съездов Бессарабии составляла лишь около ста человек.

Местные дворяне в большинстве своём были слабо подготовлены к выполнению управленческих функций. Ведь до присоединения к России Пруто-Днестровский регион был малонаселённой и отсталой периферией Молдавского княжества. Наиболее подготовленные управленческие кадры после 1812 года остались жить в Запрутской Молдове, где находились их основные имения. В случае перехода на русскую службу османские власти лишили иммигрантов всех имуществ.

Обычным явлением на первых губернских дворянских съездах были драки с кровопролитием, открытый подкуп выборщиков, мошенничество с избирательными списками, отстранение от выборов неугодных кандидатов. Для того чтобы урезонить хулиганствующих, преемник Бахметева Иван Инзов ввел практику обязательного присутствия на съездах областного прокурора.

Ко всем этим проблемам добавлялось отсутствие кодифицированного гражданского законодательства в Молдавском княжестве, которое можно было бы использовать в Бессарабии (автономные права Бессарабской области предполагали применение в ней собственного Гражданского уложения).

«Не могу вам описать всех тех мерзостей и беспорядков, которые мы нашли по всем частям. Законы в бездействии; финансы в запустении и без отчетности; народ в угнетении; полиция же «деспотствует»; варварство на каждом шагу». Эти слова были сказаны Новороссийско-Бессарабским генерал-губернатором Михаилом Воронцовым в отношении положения дел в Пруто-Днестровье во время его первого прибытия в Кишинев в 1823 году.

Можно, конечно же, допустить то, что Воронцов драматизировал ситуацию, поскольку был прямо заинтересован в негативной оценке своих предшественников. Однако о плачевном положении дел в Бессарабской области свидетельствовали и объективные данные.

В имперские инстанции шёл непрерывный поток жалоб на произвол бессарабских чиновников. Нарастали противоречия между боярами и представителями российской короны, мелкопоместным дворянством и аристократией, процветало казнокрадство. Об интенсивном развитии региона не могло быть и речи.

В этих условиях убеждённый либерал Воронцов вынужден был пойти на централизацию государственного управления в Бессарабии. Выборность областных и уездных чинов отменялась, на административные должности стали часто назначаться отставные военные, состоялись судебные процессы над рядом высокопоставленных коррупционеров, на область распространялось общероссийское законодательство.

Благодаря наведению строгой дисциплины среди чиновничества, созданию дееспособного областного правительства, привлечению имперских инвестиций Воронцов в короткие сроки обеспечил впечатляющий модернизационный рывок. Его яркими проявлениями стали «хлебный бум», бурное развитие садоводства и виноградарства, создание первых мануфактур, пароходного сообщения на реках и, конечно же, рост населения.

Либерализация общественно-политической жизни региона была успешно осуществлена уже на основе этого экономического фундамента, в середине XIX века.

Административные трансформации в Пруто-Днестровье первой половины XIX века поучительны для нас тем, что далеко не все политические рецепты, приходящие к нам из европейских стран, полезны. Сложносоставная, плохо освоенная Бессарабская область была очень непохожа на европейские королевства с их уже устоявшимися институтами власти и общества. В этом плане централизатор Воронцов оказался куда дальновиднее «демократов и еврооптимистов» Бахметева и Криницкого.

Как Кишинёв стал столицей и куда исчезли бессарабские мечети

В сентябре 1813 года началось становление Кишинёвско – Хотинской епархии Русской Православной церкви, первый предстоятель которой, митрополит Гавриил (Бэнулеску – Бодони) поспособствовал развитию духовной жизни в Бессарабской области и Херсонской губернии.

Ещё в середине XVIII века самые крупные бессарабские города имели в основном османско-мусульманский облик.

В XVI–XVII веках в Аккермане, древнейшем городе Бессарабии, было построено около десяти мечетей, а в Измаиле и Килие – немногим меньше. Мечети были во всех крупных османских и ногайских селениях Пруто-Днестровья. В регионе существовали владения дервишских обителей (мусульманских монашеских братств).

Возведение и ремонт христианских храмов, напротив, встречали противодействие османских властей. В связи с этим в Кучук-Кайнарджийском мирном договоре России и Турции 1774 года особо оговаривалось, что османы отныне не будут препятствовать «созиданию церквей новых и поправлению старых, как то прежде сего было».

В ходе русско-турецкой войны 1806–1812 годов бессарабские города по решению императора Александра I перешли под контроль молдавских властей. Мусульманское население покинуло их, а мечети стали превращаться в православные храмы.

В 1809 году была возрождена христианская церковь в Аккерманской крепости. Она стала именоваться в честь Казанской иконы Божией Матери.

В Бендерах тогда же мечети были переоборудованы в храмы, посвящённые святому благоверному князю Александру Невскому и Георгию Победоносцу. В Измаильской крепости из мечети был создан храм Воздвижения Креста. Также в Измаиле воссоздали церковь Святого Николая, которая во время османского владычества была превращена в мечеть. В Килие мечети были перестроены в Свято-Успенскую крепостную церковь и собор Покрова Божьей Матери.

В дунайском городке Рени митрополит Гавриил распорядился: «Переделать мечеть в церковь и освятить её во имя Святого Всехвального Апостола Андрея Первозванного». Но, приехавший на место для освящения церкви протоиерей Петр Куницкий, вероятно, по желанию горожан освятил её в честь святого Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.

В Хотине бывшие мечети были превращены в Свято-Никольский храм и церковь в честь святого Александра Невского.

В год создания Кишинёвско-Хотинской епархии на территории Бессарабской области открылось 14 храмов, спустя год – 16, а в 1815 году – 30. Всего же за 9 лет службы Гавриила в Бессарабии было создано около 200 новых приходов. Если учитывать, что к моменту присоединения Бессарабии к России в регионе насчитывалось 775 православных церквей, большинство из которых находились в жалком состоянии, число приходов за неполное десятилетие возросло в 3,5 раза.

Гавриил задумывал создание главного храма Бессарабии – Христорождественского кафедрального собора в Кишинёве. Но его строительство началось уже после смерти владыки, в 1830 году. Здание собора было возведено в стиле русского классицизма известным российским архитектором Авраамом Мельниковым.

До перехода под власть Российской империи Бессарабия была разделена между епархиями, административные центры которых находились за Прутом и Дунаем. Следовательно, для формирования здесь собственного церковного округа необходимо было создать центр церковной жизни региона.

Митрополит остановил свой выбор на Кишинёве. Он аргументировался