Ему надо срочно успокоиться — чем больше он вспоминал о ее прикосновениях, тем больше хотел ее.

— Себастьяно, — пробормотала она. — Все в порядке?

— Конечно, дорогая, — ответил он мягко. — Почему ты спрашиваешь?

— Ну… — Она посмотрела на него с беспокойством. — Ты снова очень напряжен.

— Я устал, — извинился он. Он не лгал, но и не говорил всей правды.

Внезапно зазвонил ее мобильный. Он заметил, как она писала сообщения весь день.

— Простите, — тихо прошептала Поппи, поднимаясь. — Мне нужно ответить.

— Конечно-конечно, дорогая, — мягко сказал Джузеппе, несмотря на то что не терпел никаких гаджетов за обеденным столом.

Себастьяно заметил, как нежная улыбка расцвела на губах Поппи, прежде чем она вышла во французские двери на балкон, который вел к павильону у бассейна и пляжу за его пределами.

«Кто это? Саймон?»

Он понятия не имел, кто этот человек.

— Себастьяно?

Он был ее парнем? Любовником? Что он думает о том, что она поехала с ним в Италию? Или бедняга ничего не знает?

— Себастьяно, о чем задумался? — спросил его дед с усмешкой.

Хороший вопрос. Он уже собрался встать из-за стола и пойти за Поппи, но Николетта его опередила.

— Приятно видеть, что ты беспокоишься о своей девушке, — сказала она, совершенно неверно истолковав его рассеянность. — Не волнуйся, я найду ее и прослежу, чтобы она не заблудилась.

Себастьяно послушался совета еще одной раздражающей его женщины и остался за столом.

* * *

Николь присоединилась к Поппи и сказала, что Себастьяно вышел на улицу и разговаривает с дедушкой. Девушка надеялась, что они обсуждали слияние двух компаний — то, ради чего Себастьяно ее сюда и привез. Если все пойдет успешно, они смогут уехать раньше. Ее нервы были уже на пределе.

— Великолепный вид, правда?

— Невероятный, — кивнула Поппи, любуясь мерцающими огнями на побережье.

— Я имею в виду мужчину, — поддразнила ее Николь, засмеявшись.

— О-о! — Поппи улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться. — Да, и да!

— Я очень рада, что ты встречаешься с моим кузеном, — сказала она. — Никогда не видела, чтобы он смотрел на женщину так, как смотрит на тебя.

Насколько Поппи могла судить, Себастьяно смотрел на нее так, как будто хотел задушить. Хотя она ни в чем не виновата.

— Я уверена, что твой кузен на многих женщин смотрел так же, как сегодня смотрел на меня, — ответила Поппи, отказываясь врать. В своей жизни ей столько раз приходилось слышать ложь, что она поклялась никогда не лгать самой.

— На самом деле он никогда не привозил женщин на семейные торжества, так что, думаю, ты особенная.

Поппи стало жарко, ее щеки запылали от этих слов.

— Мне очень жаль. Поппи! — воскликнула Николь. — Я не хотела тебя смущать. Просто я завидую тебе. — Она драматично вздохнула. — Я хочу, чтобы однажды мужчина посмотрел на меня так же, как Себастьяно смотрит на тебя.

— Как же это? — спросил Себастьяно, подойдя к ним.

От звука его голоса сердце пустилось вскачь, она напряглась. Он встал так близко, что она смогла почувствовать тепло, исходящее от его тела.

— Как будто он хочет меня съесть, — сказала Николь.

Поппи застонала, ей очень захотелось провалиться сквозь землю.

— Ты слишком молода, — отрезал ее кузен. — Если хоть кто-нибудь на тебя посмотрит так же, ему придется иметь дело со мной.

— Ха! Мне двадцать четыре, — с вызовом ответила Николь. — Всего на год младше Поппи.

— Как я уже сказал, — мягко улыбнулся Себастьяно, — ты еще слишком молода.

Николь скорчила рожицу, и Себастьяно легонько ударил ее по носу указательным пальцем, как будто ей было четыре года. Это напомнило Поппи о том, как она любила дурачиться с Саймоном Поппи всегда думала, что Себастьяно бесчувственная акула бизнеса. Сейчас же, в кругу семьи, подшучивающий над сестрой, он казался таким земным, настоящим.

— Предупреждаю, Поппи, — сказала Николетта, — мужчины семьи Кастильоне думают, что владеют миром.

— Не слушай ее, — сказал он смеясь. — Мы, мужчины семьи Кастильоне, знаем, что владеем миром.

— Какой же ты самоуверенный, — не удержалась Поппи.

— Что правда, то правда.

От его ответной улыбки у девушки перехватило дыхание, и она задрожала. Он был очарователен. Что бы произошло, если бы он на самом деле попытался ее завоевать?

— Тебе холодно?

— Нет… то есть да. Немного…

Она запнулась, когда он накинул пиджак ей на плечи. Запах и тепло его тела мгновенно окутали ее.

— Прости, если говорила за столом слишком много. Просто я не привыкла быть в центре внимания, и мне это не нравится.

— А к чему ты привыкла?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… чем ты занимаешься в свободное от учебы время?

— Работаю, как и все остальные.

— Где? Кем?

— Я убираю офисы ночью.

— По ночам? Почему?

Девушке не нравилось рассказывать о себе, поэтому она скинула пиджак с плеч и сказала:

— Теперь, кажется, холодно тебе…

— Мне не холодно, — быстро ответил Себастьяно, схватив пиджак за отвороты и удержав его на тонких плечах девушки. — Почему ты убираешь офисы по ночам?

— Мне нравится убираться по ночам, — нервно рассмеялась Поппи. — Сам как думаешь?

— Из-за лекций?

— Нет, из-за брата. Мне нравится быть дома, когда он приходит домой из школы.

— Я думал, твой брат живет в приемной семье.

— Я бы ни за что не оставила его в приемной семье, если сама могу прекрасно о нем позаботиться.

Поппи было неуютно под пристальным взглядом Себастьяно, и она немного отодвинулась.

Он крепко ухватился за лацканы пиджака и притянул девушку еще ближе к себе. Сладкий запах тут же окутал его, его тело отозвалось жаром.

Он нахмурился. Себастьяно понимал, что его интерес к девушке вызван не только тем, что она для него под запретом. Его тянет к ней с первой их встречи. И хотя он не мог объяснить это острое желание заполучить ее, он понимал, что единственный способ успокоить кровь, кипящую в его венах сейчас, — заполучить Поппи Коннолли, нагую, распростертую на его кровати, готовую принять его, и он чертовски хорошо знал, что и она хотела его.

— Кто такой Саймон? — спросил он коротко. Этот человек не давал ему покоя с тех пор, как она сказала, что любит его. — Ты говорила с ним по телефону, когда я заехал за тобой, и каждый раз, когда его имя высвечивается на дисплее телефона, ты подрываешься с места, чтобы ответить, как будто разговор с ним — вопрос жизни и смерти.