— Не понимаю, почему тебя это удивляет? Ты бы не ответил, если бы Николь или Джульетта прислали тебе сообщение?

— Мы говорим о Саймоне, а не о моих треклятых кузинах.

— Я понимаю, но не вижу разницы.

Себастьяно смотрел в ее яркие голубые глаза.

Очень медленно смысл ее слов начал доходить до него.

— Саймон — твой брат?

— Да. Так ты думал… он мой любовник?

Себастьяно молчал. Поппи готова была рассмеяться в голос.

— Конечно, я думал, что он твой любовник, — нахмурился Себастьяно. — Ты сказала ему, что любишь его.

— Поэтому каждый раз, когда звонит телефон, ты сверлишь меня взглядом? — со смехом в голосе спросила Поппи.

— Перестань смеяться.

— Признай, это забавно, — сказала она, тщетно пытаясь не рассмеяться.

Себастьяно притянул ее еще ближе, отпустив лацканы пиджака, чтобы коснуться ее шелковистых волос. Она тут же перестала смеяться, ее глаза распахнулись. Его взгляд прошелся от ее губ к крохотной жилке на шее, которая пульсировала в бешеном ритме.

— Забавно, не правда ли?

— Себастьяно? — мягко позвала она и схватила его за запястья. — Что ты делаешь?

— Я собираюсь показать тебе, что бы я сделал, если бы наши отношения были настоящими.

Он притянул ее ближе, чувствуя, как она расслабляется в его объятиях и сдается старой как мир потребности.

Он застонал, углубляя поцелуй.

— Откройся для меня, Поппи, — проворчал он. — Поцелуй меня так, как я представлял на прошлой неделе. Позволь мне попробовать тебя, дорогая. Позволь мне… — Еще один стон сорвался с его губ, когда она подчинилась ему и раскрыла рот, встречая его поцелуй. Стон сорвался с ее губ, когда его язык скользнул в глубину ее рта.

Он наклонил ее голову, его рука скользнула вокруг ее талии. Девушка еще теснее прижалась к его твердому, возбужденному телу.

Боже! Поппи такая сладкая на вкус. Он не был уверен, что когда-либо так сильно наслаждался поцелуем, горячим, невинным, заставлявшим все тело пульсировать от желания.

«Моя! — снова и снова вертелось в его голове. — Возьми ее!»

Поппи сжимала его плечи, ее язык сплелся с его в жарком танце. Он хотел ее. Чертовски сильно хотел! Он никогда не испытывал настолько сильного сексуального голода.

Неосознанно девушка начала тереться о него, и он поднял руку к ее груди и мягко обхватил нежную выпуклость, сжал затвердевший сосок.

Она тихонько застонала и отстранилась от него.

— Поппи… — застонал он в ответ, притягивая ее сильнее.

— Себастьяно, подожди!

Черт!

Он отпустил девушку от себя, с удовольствием отметив, что она была возбуждена не меньше, чем он.

Ее глаза горели, грудь вздымалась; Поппи облизнула опухшие от поцелуя губы и начала приходить в себя.

— Боже! Нас кто-нибудь видел?

Она отошла на шаг назад, придерживая пиджак.

— Почему ты меня так поцеловал?

Он понятия не имел.

— Перестраховался, — отрезал он. — Если бы кто-то из членов моей семьи наблюдал за нами, у них не останется сомнений, что мы встречаемся.

— Ты очень самоуверенный.

Себастьяно глубоко вздохнул. Он не мог вспомнить, когда терял контроль над собой от обычного поцелуя.

— Не настолько! — зарычал он. — Иначе ты бы уже была в моей постели.

«Иначе ты бы уже была в моей постели».

Поппи в сотый раз перевернулась на другой бок, взбила кулаком подушку в тщетной надежде, что это поможет ей заснуть. Через пять минут она сдалась и прислушалась, надеясь услышать, что Себастьяно также не может уснуть.

Конечно же, в другой комнате было абсолютно тихо. С чего бы ему мучиться бессонницей? Для него это, скорее всего, обычный утренний поцелуй, а вот для нее… Она все еще вздрагивала и томилась каждый раз, когда вспоминала его прикосновения.

Сладкая дрожь пробегала по телу, когда она мысленно воспроизводила поцелуй! Ее собственная рука поднялась к ее все еще чувствительной плоти, и она прижала пальцы к себе, как это сделал он.

Поппи снова ударила подушку. Правда в том, что она никогда в жизни не целовалась с таким мужчиной. Никогда раньше не испытывала такого желания; образ матери, забеременевшей в шестнадцать, и последовавшие несчастья ярко стояли перед глазами. Но ради тех коротких диких моментов в объятиях Себастьяно она бы с радостью отбросила всю свою осторожность и принципы. Она бы с радостью утолила дикий голод, который он вызвал в ней.

Тяжело вздохнув, она закрыла глаза. Все, что нужно сделать, — забыть о том, что произошло.

Впервые за пятнадцать лет Себастьяно проснулся в годовщину смерти родителей с мыслями не о давней трагедии.

Он думал о Поппи Коннолли.

Он знал, что в промежутке между двумя и четырьмя часами утра он принял решение обращаться с Поппи как с подчиненной, которой она и являлась. Себастьяно никогда не смешивал бизнес с удовольствием, и если он будет думать о ней как о подчиненной, то вряд ли соблазнится поцеловать ее снова.

Услышав, что Поппи уже проснулась и находится в душе, Себастьяно с трудом подавил в себе желание присоединиться к ней и достал кроссовки.

В день смерти родителей Себастьяно обычно работал. Работал и пил. К сожалению, Поппи помешает ему сосредоточиться на работе, его бабушка и дедушка придут в ярость, если увидят бутылку скотча на завтрак. Так что на сегодня его спасением будет бег.

Чтобы избежать встречи с членами семьи, он спустился по задней лестнице и побежал по узкой извилистой тропе, которая проходила по окраине деревни и вела по древним виноградникам, пока его легкие не взмолились о пощаде.

Морщась от боль в икре, он побежал быстрее, надеясь, что физическая нагрузка будет сдерживать демонов так же легко, как и алкоголь.

«Секс помог бы», — вмешался бесполезный мозг.

Ему не снились эротические сны о женщинах с подросткового возраста. Образ Поппи, в бледно-розовом неглиже, облегающем ее спелые груди, с распущенными волосами, в момент, когда она опускается на него и вбирает в себя его естество, занимал все его мысли.

Черт! Себастьяно споткнулся, наступив на камень, но, по крайней мере, он отвлекся от эротической фантазии. Развернувшись, он заставил себя бежать еще быстрее, пока не остановился около огибавшей всю виллу террасы, утопавшей в цветах. Себастьяно начал растягивать икры Ему надо прекратить думать о Поппи.

Он был единственным, кто может возглавить компанию, чтобы его дед смог уйти на заслуженный отдых. Он бы уже давно ушел в отставку, если бы Себастьяно не забрал у деда старшего сына — отца Себастьяно.