– Микеланджело было чуть за двадцать, когда он создал свой шедевр, – прокомментировала Лусиана. – Какое достижение для молодого скульптора.

– А сколько еще великолепных скульптур он изваял за свою карьеру.

– Величайший мастер, известный во всем мире. Ты не представляешь, как я мечтала увидеть это. Спасибо большое за то, что привел меня сюда, – восхищалась Лусиана. – Его библейский прототип Давид использовал пращу. Он побил Голиафа всего пятью камнями.

Они кружили вокруг скульптуры, рассматривая каждую деталь: вздувшиеся вены на руках Давида, рельефные мышцы, согнутую в колене ногу – знак невинной юности. Работа мастера прекрасно сохранилась и впечатляла не меньше, чем когда Микеланджело создал ее в начале шестнадцатого века.

Джио начал понемногу расслабляться. Утром у него было несколько напряженных моментов. Речь шла о рабочих местах, и только от него зависело, сколько сотрудников нужно уволить, чтобы оптимизировать компанию. Ему приходилось быть безжалостным. Джио позвонил отцу на виноградники, и они долго обсуждали проблему.

По мнению Джио, назрела необходимость найти новое место для строительства завода по производству нового поколения биометрических продуктов. «Грасстех» располагал множеством офисов и производственных площадок, но Джио считал очень важным создавать новые рабочие места и обеспечивать работой жителей маленьких деревень и городов.

– У нас есть время посмотреть другие произведения искусства? – спросила Лусиана, когда они насладились Давидом.

– Я весь твой.

Лусиана широко раскрыла глаза и прикусила нижнюю губу, пряча улыбку.

Джио тоже усмехнулся нечаянно вырвавшимся словам. О чем это он? Вчера, стоя на мосту, он поцеловал ее и сам не мог объяснить свой поступок. Все произошло само собой. Он наклонился и коснулся губами ее нежных губ. Неожиданно она подалась навстречу и ответила на поцелуй. Более того, она поцеловала его со всей страстью, откровенно и уверенно, как любовника. Джио был потрясен до глубины души.

Вернувшись на виллу, они еще долго стояли во дворике и не могли расстаться. Джио лежал без сна, думая о Лусиане. Она действовала на него как наркотик, создавая ощущение полета. Он никогда не встречал таких женщин – трагических и волнующих. Ему не терпелось дождаться утра, чтобы скорее снова увидеть ее. Вообще-то Джио предпочитал одиночество. До фиаско с Франческой у него были короткие связи с женщинами, но он не представлял их в качестве постоянных спутниц жизни: его вполне удовлетворял процесс творчества и созидания. Как многие люди в мире компьютеров, Джио был полностью погружен в работу и не склонен к общению. Говорят, Микеланджело часто засыпал прямо в одежде на полу рядом с незаконченными творениями, не отвлекаясь даже на еду. Джио хорошо знал чувство, когда очередной проект полностью захватывает тебя и ты решаешь одну проблему за другой, пока не найдешь правильное решение.

Наблюдая идеальный брак своих родителей, Джио никогда не представлял себя семейным человеком с женой и детьми, опасаясь, что не сможет уделять им время, которого они заслуживали. Однако рядом с Лусианой ему все казалось возможным.

– Мне бы хотелось увидеть рабов, – прервала она его размышления.

Взяв ее за руку, он повел девушку в другой зал, где экспонировались скульптуры под названием «Узники». В галерее были представлены четыре фигуры, остальные находились в коллекциях других музеев мира. Эта работа мастера считается незаконченной, хотя никто достоверно не знал, какова задумка скульптора. Возможно, он умышленно не стал заканчивать ее.

– Говорят, Микеланджело считал себя лишь инструментом, задача которого – отсечь все лишнее, поскольку скульптура уже жила в глыбе мрамора, – заметила Лусиана.

– Ага, мы, оказывается, оба изучали историю искусств в университете. Для меня это была хорошая разрядка после информатики и математики.

– А меня всегда особенно привлекали итальянские мастера.

Четыре фигуры поражали воображение. Каждый из четырех узников словно застыл, не в силах выбраться, – рука, нога, торс, голова оставались в мраморе – получеловек, полукамень.

– Некоторые искусствоведы считают, что Микеланджело показал стремление человека к свободе, – задумчиво произнесла Лусиана. Ее лицо выражало не столько восхищение, сколько сострадание и печаль. Джио понимал, как близка ей мысль скульптора о невозможности полного освобождения.

Краем глаза Джио заметил двух мужчин в черных костюмах, поглядывавших в их сторону. Джио надеялся избежать встречи с секретными агентами Изерота, хотя Лусиана допускала возможность слежки. Не исключено, что люди ее отца выследили принцессу, но дали пару дней насладиться иллюзией свободы. В таком случае Лусиану могли схватить в любой момент и прервать путешествие, так много значившее для нее.

Незаметно глянув на подозрительных мужчин, Джио увидел, что они отвернулись: скорее всего, это просто охранники музея. Странно, но он хотел защитить принцессу. В нем клокотала ярость, когда он видел ее печаль при виде узников Микеланджело – ведь она думала о своей судьбе. Как мог отец принуждать дочь следовать отжившим традициям и гендерному шовинизму, столь ненавистному Джио? Если бы он мог придумать способ помочь Лусиане и избавить ее от необходимости выходить замуж за соседнего короля.

Джио не мог понять, почему за короткое время так привязался к Лусиане. Вероятно, сыграло роль обостренное чувство справедливости.

Наконец Лусиана удовлетворила свой интерес к галерее Академии.

– У меня есть еще немного времени. Хочешь, покажу тебе другие достопримечательности города? Что ты сделала со своим париком? Он выглядит классно.

Взмахом руки Джио указал на запруженный народом мост:

– Перед тобой знаменитый Понте-Веккьо.

– Совсем не похож на те, что мы видели вчера, – удивилась Лусиана, глядя на многочисленные лавки и сооружения с окнами по обе стороны пешеходной зоны.

– Несколько веков назад здесь торговали мясом и рыбой. Теперь ты видишь галереи и сувенирные лавки, но в основном ювелирные магазины.

И в самом деле, Лусиана и Джио шли вдоль витрин с золотом и серебром. Туристы любовались блеском сверкающих драгоценностей.

– Старая пословица гласит: «Хочешь разориться – приходи с женой на Понте-Веккьо», – засмеялся Джио, глядя на оживленную жестикуляцию торгующихся продавцов и покупателей.

Почти в каждой витрине красовалась миниатюрная копия Давида – символа Флоренции. Обнаженный Давид украшал пластиковые чехлы для телефонов. Лусиана с иронией подумала, что, будь она принцессой королевства покрупнее, ее лицо смотрело бы с каждой фаянсовой чашки.

Внимание девушки привлекло оригинальное серебряное ожерелье в несколько рядов разной длины.

– Нравится? – спросил Джио.

– У меня есть очень похожее.

– То, которое ты продала в Барселоне?

– Нет.