доверялось старшинскому составу, чтобы дать офицерам передых. Большая часть их увольнялось на берег.

Стоянка на рейде запомнилась мне потому, что ночью (светло, как днём!) у нас украли огромный ковер из адмиральского салона, который вестовой вывесил для просушки на леерах на корме. В это время исполнял роль вахтенного офицера на мостике мой коллега Сергей Щеглов. Я его сменял в 4 утра и обратил внимание, что ковер был, а теперь его нет. Наверно он заснул, а воры подплыли на малом катере и стянули его с лееров кормы (там высота борта метра 3). Какие были санкции я не знаю, по-моему, это дело замяли. Как потом Сергей мне признался, он заснул стоя, облокотившись на штурманский стол, и поэтому не услышал подход и отход катера воров.

На рейде мы не задержались и вскоре нам дали постоянную стоянку на причале мыса Мишуков, прямо напротив Росты на другом берегу залива. Там я впервые и единственный раз за службу искупался – на воздухе было около 20, а вода ‑ 16 градусов.

И вот, в эту «жаркую» погоду к нам на корабль прибывают большие начальники и запираются в кабинете-каюте командира корабля. Через некоторое время начали вызывать кое-кого к себе. Вызывают меня и начинают драить, за то, что я, как секретарь, плохо воспитываю молодежь, что на корабле слабая дисциплина и т. д.

Я кое-как отбиваюсь, аргументируя тем, что на корабль служить приходят не дети, а вполне сформировавшиеся люди, (на флот тогда призывали с 20-ти лет) и перевоспитать их уже невозможно. В конце разговора спрашивают, известен ли мне факт коллективного распития в каюте штурманом Пономаревым спиртного? Предупредили, что я, как секретарь должен говорить правду.

С учетом того, что я секретарь, и того, что он перестал давать положенный мне для регламентных работ спирт, я ответил, что подтверждаю! Кроме того, как честный человек, по-другому ответить я не мог! Про спирт я, конечно, ничего не сказал.

В середине августа 52-го года мы ушли в поход, цель и маршрут, которого я так и не понял. С штурманом у меня ни каких контактов, кроме официальных, не было. Спирт он по прежнему мне не выдавал, сукин сын.

Первая недолгая стоянка была у о. Моржовец. Далее мы вошли в Северную Двину и пришвартовались к причалу Соломбалы (район Архангельска) рядом с несколькими тральщиками. В Соломбале был крупный целлюлозно-бумажный комбинат, и тем, кто знаком с этим производством, не надо объяснять, какой запах от него исходит. Запахом сероводорода был пропитан весь этот район Архангельска. Усугубило ситуацию то, что практически весь экипаж на третий день после прихода в Архангельск заболел дизентерией. Только я, и еще 5 человек, не заболели. В общем, это обстоятельство задержало выход в поход на две недели. Нанюхался я этого «водорода» на всю жизнь! Зато побывал в Архангельском Большом театре на каком-то вечернем спектакле, поход в который я, как секретарь, организовал. Правда, большую часть спектакля мы просидели в буфете и, будучи слегка веселые(?), чуть не опоздали на корабль, т.к. заблудились. Что смотрели, не помню. Но все обошлось.

Запомнилась эта стоянка еще и тем, что некоторые члены экипажа завели себе постоянных обожательниц, которые как-то проникали на верхнюю палубу корабля и уединялись в укромных местах. Любили тогда архангельские девчата военных моряков! Особенно отличались в этом благородном деле боцмана – все верхняя палуба была полем их деятельности. Я в этом мероприятии не участвовал. В Москве у меня была любимая Валя, я с ней довольно часто переписывался, и, естественно, для меня было находиться в стороне от этих плотских утех. Наверно, тогда я был генетически однолюб и вообще не понимал, как можно с первого знакомства лезть с определенной целью к девушке. Впоследствии это неоднократно подтверждалось. И с возрастом корректировалось. (Подробности ниже.)

В начале сентября мы ушли из Архангельска и взяли курс на Шпицберген. Зачем – не знаю. Человеческого контакта у меня с штурманом Пономаревым не было, в рубку я к нему в походе не заходил. Но как-то он поймал меня у репитера на крыле мостика во время моей вахты и прошипел, что в отпуск он меня отпустит только с 31 декабря! Это был удар под дых! Так оно и было.

За несколько суток до Шпицбергена мы попали в сильный шторм, и самое неприятное в том, что во время шторма вышел из строя гирокомпас! 77-ой градус широты, магнитный компас в штурманской рубке показывает невесть что. Штурман совсем взбесился. Вызывает меня командир и вежливо спрашивает, в чем дело? К этому моменту я уже понял, что вышла из строя гироматка и надо ее менять. А это непросто и в спокойную -то погоду, надо не менее суток, а тут сильная бортовая качка. Командир спросил, что мне надо, чтобы я быстрее починил гирокомпас? Я попросил уменьшить скорость корабля и изменить курс так, чтобы была только килевая качка, тогда мне будет легче работать. Хорошо, что у меня в ЗИП,е была запасая гироматка! Надо было размонтировать весь центральный блок, чтобы ее достать из следящей системы, висящей на кордановом подвесе.

Сергей, как обычно это было в критические моменты, сослался, что неважно себя чувствует, и ушел спать. Поднял я свою молодежь, и мы приступили к ремонту, как только корабль стало меньше качать. За сутки беспрерывной работы (еду нам приносили прямо в гиропост) мы заменили гиромату и собрали центральный блок. Еще мне потребовалось 4 часа, чтобы ввести в условиях качки гирокомпас в меридиан. Дело было сделано на отлично. Мы все получили по 5 суток к отпуску.

К Шпицбергену мы подошли в середине сентября. Здесь меня поразило то, что берег до горизонта был весь покрыт снегом. К берегу корабль не подходил.

В конце сентября мы вернулись в Росту.

В это время я узнал, что на корабли пришел приказ: все матросы и старшины, имеющие среднее или среднетехническое образование, на четвертом году службы, пройдя полугодовую учебу, после успешной сдачи экзаменов и, получив офицерское звание, могут уйти в запас и досрочно демобилизоваться. Этот приказ, как я узнал позже, пришел на корабль к нам еще в конце мая и от меня его просто скрывали. Что делать? Идти на поклон к Пономареву я не хотел. Таких, как я, на корабле было 5 человек. Поговорил я со всеми, но никто, кроме меня, почему-то раньше демобилизовываться не хотел!!!? Я решил пробиваться один.

У нас как раз заменили замполита. И я пошел