Я встала и прошла на кухню. Он сидел за столом с чашкой чая и смотрел в окно, на поля, а на полу играл Вей-Вень. В доме было тихо, настоящий день отдыха, как оно и было решено. Даже Вей-Вень вел себя спокойнее обычного — возил по полу красную игрушечную машинку и тихо рычал.

Его мягкие темные волосы смешно торчали на затылке, коротенькие пальцы сжимали машинку, а губами он так старательно имитировал шум двигателя, что в уголках рта пузырились капельки слюны. Он с головой ушел в игру. Наверняка мог бы просидеть так несколько часов подряд. Строил бы дороги для всех своих машинок и города, полные жизни.

Я присела рядом с Куанем и отхлебнула из его чашки. Чай почти остыл — видно, Куань сидел тут уже давно.

— Ну, что скажешь? — спросила я наконец. — На что потратим этот день?

Он тоже сделал глоток — совсем маленький, словно экономил.

— Ну… даже не знаю. А тебе чего хочется?

Я встала. Он прекрасно знал, чего хочет. Он обсуждал с коллегами небольшой праздник, который состоится в центре крошечного поселения, называемого нами городом. На площади проведут что-то вроде ярмарки, там накроют столы и будут развлекать народ.

— Мне хочется побыть с Вей-Венем, — быстро сказала я.

Он засмеялся:

— Мне тоже.

Но в глаза мне он старался не смотреть.

— День длинный, можно все на свете успеть, — сказала я. — Поучу его считать.

— Угу. — Опять этот ускользающий взгляд. Он будто сдался и согласился со мной, хотя я-то знала, что все не так.

— Ты спросил, чего мне хочется, — не уступала я. — Вот этого мне и хочется.

Он поднялся, положил руки мне на плечи и принялся массировать. Хотел подкупить меня, уломать, знал все мои слабые места, знал, что если на словах я могу противостоять ему, то физически — нет.

Я осторожно высвободилась. Нет, ему меня не победить.

— Куань…

Но он лишь улыбнулся, взял меня за руку и подвел к окну. Сам он встал позади, а его руки опустились вниз и сжали мои.

— Смотри, — сказал он, сплетая свои пальцы с моими. — Я осторожно попыталась высвободиться, но он крепко держал меня. — Смотри же.

— Зачем?

Он крепко прижимал меня к себе, и я повиновалась. За окном светило солнце. Лепестки белоснежной пеленой покрывали землю и медленно опадали с деревьев, превращаясь в лучах солнца в крошечные белые искры. Ряды грушевых деревьев тянулись до горизонта, от вида всех этих цветов у меня закружилась голова. Я видела их каждый день, эти деревья. Но не так, как сегодня. Не как единую белую бесконечность.

— Предлагаю одеться и пойти в город. Нарядимся, а там купим чего-нибудь вкусненького, — проговорил он терпеливо, будто твердо решил не сердиться.

Я попыталась улыбнуться, пойти ему навстречу, мне не хотелось начинать этот день ссорой.

— Пожалуйста, только не в город.

— Но сегодня все туда пойдут.

Он явно с радостью встал бы в колонну и маршировал — как мы делали каждый день. Я вздохнула:

— Почему бы нам не побыть сегодня втроем?

Он делано улыбнулся.

— Ладно. Мне все равно, только давай не будем дома сидеть.

Я снова повернулась к окну, к цветам, к белой пене лепестков. Мы никогда не оставались там одни.

— Может, просто погуляем там?

— Там? В садах?

— Тебе же главное — дома не сидеть, поэтому какая разница? — Я силилась улыбнуться, но в ответ улыбки не дождалась.

— Даже не знаю…

— Мы отлично погуляем! Сам представь: только мы трое, и больше никого.

— Да я вообще-то как раз хотел с друзьями встретиться.

— И до города идти долго, Вей-Вень устанет. Давай хоть раз дадим ему спокойно погулять?

Я ласково дотронулась до его руки, чуть ниже плеча.

Про учебу я больше ничего говорить не стала, но Куань меня раскусил:

— А книжки?

— Возьмем с собой, всего пару. Я же не буду целый день его мучить.

Куань наконец-то посмотрел мне в глаза — немного удрученно, но с улыбкой.

Я подошел к стоявшему возле окна письменному столу. Его поставили в единственное светлое место в этой комнате. И самое уютное. Но за письменный стол я не садился уже несколько месяцев.

На столе лежала одна-единственная книга. Ее оставили там, пока я спал. Кто? Эдмунд?

Страницы пожелтели, обложку покрывал тонкий слой пыли, коричневый кожаный переплет сухо царапал пальцы. Я узнал книгу: в бытность мою студентом я купил ее в столице. В те времена ради нового томика я охотно жертвовал обедом. Тем не менее именно эту книгу я так и не удосужился прочесть — видимо, купил ее уже в самом конце учебы. Автором был Франсуа Юбер, издали ее в Эдинбурге в 1806 году, то есть почти 45 лет назад, а название гласило: New Observations on the Natural History of Bees[1].

Это был труд о пчелах, об улье, суперорганизме, пчелиной семье, каждый член которой, каждый крошечный элемент подчинялся законам общности, коллектива. Почему Эдмунд выбрал эту книгу? Именно эту?

Я отыскал очки, протер их от пыли и уселся за стол. Спинка стула встретила мою спину, будто старую подругу. Когда я открыл том, корешок упрямо скрипнул. Я бережно перевернул титульный лист и погрузился в чтение.

С работами Франсуа Юбера я познакомился, еще будучи студентом, но его теориями никогда как следует не интересовался. Юбер родился в 1750 году в обеспеченной швейцарской семье. Отец семейства сколотил приличное состояние, и маленький Франсуа, в отличие от него, мог себе позволить вообще никогда не работать, однако родные ожидали, что он выберет интеллектуальное поприще и докажет таким образом, что не зря занимает место под солнцем. Предполагалось, что Франсуа прославит свою фамилию, впишет ее в историю. Франсуа изо всех сил старался доставить отцу радость. Он был умным ребенком и уже в раннем детстве читал сложные книги. До поздней ночи мальчик просиживал за толстыми томами, пока глаза не начинали болеть и слезиться. В конце концов глаза его не выдержали. Книги привели Франсуа не к просвещению — они толкнули его в темноту.

К пятнадцати годам Франсуа почти ослеп. Его вывезли в деревню и строго-настрого запретили напрягать глаза. Единственной доступной работой была помощь на ферме.

Однако юный Франсуа не привык отдыхать. Он был не в силах избавиться от бремени возложенных на него ожиданий, а благодаря своему удивительному характеру посчитал слепоту не препятствием, а возможностью. Он многого не видел, но зато слышал, и сама жизнь вокруг него была наполнена звуками. Пели птицы, верещали белки, шумел в листве ветер, и жужжали пчелы.