тра-ля-ля ля-ля ля-ля

птицы выпили глаза

Бывшая хмыкнула. Люди больше не смеются.

– Глаза на месте. Нo усталые.

И потрепала по щеке.

Картинка первая, из которой мы узнаём об устройстве одной головы

На лице у девчонки сверхмодный узор из фальшивой крови: типа мозг взорвался, из ушей потёк. Мальчик обычен. Девчонке скучно.

– В мялк бдём.

– Да мал деньк.

– Бдём, ну бдём.

Время действия – завтра. Но не светлое завтра, а так себе завтречко. В этом рассказе люди говорят по-дурацки, потому что так и говорят в будущем. Берегут слова, чтобы лишнего в рот не налетело.

– А чомнут?

– «Нана Ня и ночь любви».

– А чотм?

– Дакбычно.

Мялка – это соматосенсорное кабаре. На сцене тётка, в башке у тётки штука. Тётку бьют – всем больно. Гладят – всем гладко. Жгут – все чувствуют, как с костей сползает мясо.

– Нуок. Нубдём. Чоттак мялклюшь?

– А я б сма мялс. Я тлант. Буду Лана Ля! Ок?

– Йе.

Мялка – от слова «мять». «Кристина Ку мнёт себя» – самое первое шоу самой первой дивы. Так и повелось: мялка. И шоу, и место, и женщина, тело своё превратившая в телебашню. Всё – мялка.

Ну а эта конкретная мялка мала, тускла и прокурена. На входе ребёнок с алыми от наркоты глазами раздаёт пробки – съёмные модули приёма. Скользко и противно они крепятся к основанию черепа. Зрители как могут прячут дыру в затылке: кто гривой, кто шарфиком.

Свет гаснет, луч ползёт по сцене, там – прозрачная ванна. Это типа море. Внутри Нана Ня – голая, старая, глупая баба. По сюжету она красавица. Но на сюжет плевать. Нана Ня сложно цокает языком – это логин, – и штука в её голове начинает стрим. Зал чувствует воду, окутавшую чужое тело, и пластик, упёршийся в чужой зад. Стрим – полчаса. Ассистенты будут баловать Нану Ня так и эдак. Зрители платят за чужие переживания и намерены напереживаться. Плещется море. Мялка мнётся. Всем хорошо.

Картинка вторая, из которой мы узнаём об основах сомато-сенсорного нейрочипирования, но скучно не будет

Место действия – город, какой хотите. Вечная вьюга среди небоскрёбов. Или: куча мусора на берегу гнилой реки. Или: стены кремля в рекламе сосисок. Вам декорацию выбирать. Все города одинаковы, впрочем. Родился – не заметили, пропал – забыли.

То ли дело мялка. Она мечта. Она – навечно.

Кастинг: суёшь голову в бак с огоньками, а потом тебе говорят, годишься ли. Мужчины не мнутся, что-то не то в мозгу. Но у каждой стотысячной женщины мозг подходящий. Такую тестируют. Не дура ли будущая дива, не фригидна ли, хорошо ли понимает команды.

Потом идёшь к мяснику, ставишь соматосенсорный передатчик (штуку, проще говоря) в третий желудочек мозга, прямо в таламус. Из черноты возвращаешься почти прежней, с парой незаметных шрамов.

Девчонка тоже побывала в баке. Прошла все тесты, успела даже дать по паре раз полезным людям. Её выбрали. Но потом назвали цену. В этом фишка мялки и её облом: штуку ставят за счёт соискательницы. Не хочешь – вали, вас таких много.

Столько денег не скопишь, если даже продашь два-дцать почек. А почка у девчонки и так уже одна.

Мялка жестока: очередь в зал длинна, а на сцену ещё длинней. Особенно если ты с дальнего района.

Мялка консервативна: продюсеры торгуют чужим оргазмом, но на чужую боль спроса нет: мялка «Тара Туть татуируется» провалилась. Зря истыкав щёки, дива вернулась к офисной работе.

Мялка то, мялка сё. Но – мечта.

Картинка третья, с мясом и музыкой

Девчонка скулит по ночам, объедается никудышной наркотой и отдаётся своему обычному мальчику молча и неподвижно. Ей хочется в мялку, на сцену, под луч, ей нужна штука в башке, продюсер и мировая слава, но для начала хотя бы штука.

– Да ты зае.

(девчонка плачет)

– Зае ты.

(девчонка хрюкает и тычется в подушку)

– Ну дам те чвека.

(слёзы сохнут мгновенно – у неё гибкая психика, у девчонки-то)

– Мастер обвеса. Звать Голубь.

– А чо?

– Увишь.

Обвес – это штуки в твоей голове. Настоящий обвес – для богатых. Подвальный в двести раз дешевле, но, если извилина лопнет, некого будет винить. Глупая и быстрая, девчонка не боится за извилины и идёт на радиорынок.

Маме она говорит, что зависнет у подруги, но мама отработала очередную пятнадцатичасовую, и ей, в общем, плевать. Мальчику тоже. Дав контакты Голубя, он надолго пропадает из рассказа, мы встретим его ещё лишь раз, прямо перед убийством.

И девчонка идёт – сквозь дикую вьюгу или вонючий дождь, вам декорацию выбирать. Столько-то лет назад тут торговали транзисторами, и рынок пропах канифолью паяльных ламп. Столько-то лет спустя наступила эпоха нагретой пластмассы, и коробки с пиратскими дисками плавились на солнце. Столько-то лет прошло – диски исчезли, и над кучами китайских телефонов поплыл запах куриного жира: люди ели, торговали, ели.

А завтречка новые запахи. И девчонка идёт, и толпа предлагает миллион удовольствий: вшитый шокер, чтобы покалечить пальцем, бикини-электрини для всяческих забав, радиоприёмники антикварные, что-то странное из мяса, но с кнопками, старомодную стальную собаку с горелыми глазницами. Кричат торговцы, кричит товар – полутрупы без важных органов – кричат забинтованные покупатели. Тут можно вынуть всё и вставить всё, живое и неживое.

Из очередного подвала лезет музыка, и девчонка подпевает хиту:

Это литературный перевод с завтречкового на наш. Дальше припев, но там совсем непонятно, там что-то про ночь.

Картинка четвёртая, в которой пахнет жжёной кровью

Радиорынок почти бесконечен, но однажды параллельные мясные ряды сходятся, и там – Свалка, хаос подвалов и лавок. Даже с окраины рынка можно вернуться без глаза, а на Свалке люди просто остаются навсегда. По частям.

В одном из подвалов сидит Голубь. Он не обычный мясник, а мастер обвеса, он работает только с мозгом, считает деньги, смывает кровь, считает деньги. Голубь улыбается.