- Рахат, ты ранен? - прокричал Глеб.

- Товарищ лейтенант… - голос бойца дрожал, срывался. - Дерево мне руку сломало.

- Рахат, не шевелись. Это не самое страшное.

- Я уже понял, товарищ лейтенант. Знаете, как больно…

Обстрел продолжался несколько минут - людей засыпало ветками, облило жижей, задыхался и кашлял Герасимов - похоже нахлебался. Обстрел прекратился также резко, как и начался, видно у немцев закончились боеприпасы, но нет. Далеко впереди взорвались ещё несколько мин, окончательно стало тихо. Грязевая ванна вышла первосортной - куда там бальнеологическому курорту. Шубин поднялся, схватившись за ствол корявого деревца.

- Все целы? - голосовые связки отказывали, кашель зажимал горло.

Народ в разнобой отозвался - уцелели все, бог миловал. Просто чудо! А ведь всех могло накрыть одной минной разум.

- Я не цел… - пожаловался Богданов.

- Так внезапно всё… - пожаловался Бурмин. - Не пикнуть, не пукнуть.

- Это только хорошие вещи делаются долго, - назидательно изрёк Мостовой. - А всё плохое происходит быстро. Уж простите за философию.

- Да пошёл ты, со своей философией, - завозился Вожаков, подполз к пленному.

Господин майор свернулся в позу эмбриона и мелко подрагивал.

- Эй, как вас там… - потряс его за плечо разведчик. – Смотри-ка – дышит, глаза бегают. Жив наш упырь, товарищ лейтенант. Жив и уже готов давать показания в штабе дивизии. Глянь-ка мужики - снова ругается.

- Ага, умиляйся над ним – умиляйся… - проворчал Бурмин. - Только руками не маши, а то откусит по локоть.

Пострадавший Багдыров попытался перевернуться, жалобно застонал, ствол паданца он с себя сбросил, но своё чёрное дело тот уже сделал. Правая рука была сломана в районе лучевой кости, попытки прощупать повреждённое место - вызвали яростное сопротивление, перелом по счастью был закрытым.

- Теперь нам точно спешить некуда, - подытожил Герасимов. - Товарищ лейтенант, давайте ему шину наложим, а то он так стонет, аж сердце кровью обливается.

Багдыров теперь не только стонал, но и ругался, конкретно в адрес Серёги. Разведчики собрались в кучу, посветили фонарями, Багдыров шипел, гнал от себя сердобольных товарищей, но обезболивающую таблетку проглотил. Комбинезон с плеча частично стащили, сломали и обстругали подходящую толстую ветку, привязали к предплечью. Придя в себя, Багдыров признался, что с детства плохо переносит боль, обладая пониженным болевым порогом. Службе в разведке, до сегодняшнего дня, это как-то не мешало .

- Ничего, до свадьбы заживёт, - успокоил Шлыков. - Ты главное не шевелись и руку от бедра не отрывай.

- Так я уже женат, простонал Багдыров. – Малика у меня - первая красавица в посёлке. Мы в девятнадцать поженились. Её родители были против - не хотели, чтобы дочь за милиционера выходила. Так Малика, во имя нашей неземной любви, вопреки родительской воле, пошла.

- Правильно. Нечего потакать патриархальным обычаям и предрассудкам, - хмыкнул Шлыков. - Советский человек сам себе хозяин. Исполнилось восемнадцать - делай что хочешь… Ну или почти.

- Все равно до свадьбы заживет, Рахат, - язвительно добавил Серёга Герасимов и конкретизировал под сдавленный хохот. - До следующей, я хочу сказать.

Пострадавший обиженно засопел.

Болото простиралось во все пределы, казалось оно было везде. Минометный обстрел не возобновлялся, погони не было, видно, немцы тешили себя мыслью, что накрыли таки беглецов.

Из расположения полка должны были слышать звуки разрывов и хотя бы озадачиться вопросом: зачем фашисты швыряют мины в болото?

Недолгое время разведчики пытались передвигаться, поддерживая Багдырова, Рахат стоически переносил тяготы, но порой выл от искромётной боли и поносил товарищей последними словами.

Пленный немец опять не удержался на тропе, и в этот раз его чуть не потеряли. Он сам перепугался до смерти, когда липкая субстанция связала сапоги и стала засасывать, вцепились в него втроём, при этом Вожаков сам чуть не отправился на дно. Бравые разведчики, бесстрашные в бою, испытывали леденящий ужас при мысли, что тьма трясины разверзнется, а потом сомкнётся над их головой. Хольцмана трясло как эпилептика, его достали из болота, положили сушиться. Группа находилась в самом чреве гиблого места. Попутно вскрылся ещё один интересный факт: аккумуляторные батареи в фонарях оказались не вечными, выдавали их редко, срок службы многих из них уже подошёл к концу - свет мерк на глазах.

Группа продвинулась на пятьдесят метров, выбралась на относительно твёрдый участок, но впереди опять простиралась полная неопределённость. Фонари озаряли лишь пространство под ногами, в прорехах между кронами деревьев поблёскивала луна, отражаясь в тех местах, куда совершенно не хотелось наступать.

- Прибыли, товарищи красноармейцы, - сообщил Шубин. - Дальше не пойдём – опасно. Головой товарища Багдырова рисковать мы не можем, а тем более головой майора Хольцмана, не в обиду товарищу Багдырову будет сказано. Ищем сравнительно сухие места, заворачиваемся в плащ-палатки и на боковую. Ночи пока тёплые - не околеем. Охранение по сорок пять минут. Герасимов начнём с тебя. Хольцмана можно привязать к дереву, руки должны оставаться связанными.

Бледный, исчезающий свет озарил искажённое мукой лицо с потухшими глазами.

Глеб перешёл на немецкий:

- Сожалеем, но вам предстоит ночёвка под луной, в компании русских болотных кикимор. Допускаю, что вы к этому не приучены, но выбора нет. Постарайтесь за ночь сохранить самообладание и здравый рассудок, не советую сбегать - вы в лучшем случае пройдёте несколько метров и спасать вас будет некому. Мужики, есть у кого запасная накидка? Надо беречь немца, раз уж взяли на себя эту ответственность.

Народ заворчал - меньше всего им хотелось заботится о гитлеровских нелюдях, пошучивал Бурмин: «Держитесь крепче за воздух, товарищи. По ночам из болот вылезает нежить, хватает людей за пятки и утаскивает на дно трясины». Товарищи огрызались: «Заткнись!.. Без тебя страшно».

Герасимов тщательно привязал немца, пристроился рядом, закурил, начал жаловаться, что от немца плохо пахнет, ему положено молоко за вредность. Проснулись комары, вились с раздражающим звоном, впиваясь в незащищённые места.

- Какого чёрта, - ругался Шлыков, шлёпая себя по рукам. - Ночь же, чего им не спится?

- Ага, будут они спать, когда такое лакомство пропадает, - фыркнул Мостовой. - Ох, нажрутся они за ночь, утром нам капут придёт. Рахат Лукумыч, ты как?

- Ты бы лучше не спрашивал, Вадька… - простонал Багдыров. - Тоска страшная, пошевелиться не могу - сразу рука болит, а кругом ещё эти комары. Они уже под плащ-палаткой, суки, кусаются. Товарищ лейтенант, нам что - всю ночь тут кровососов кормить?

- Можешь идти, кто тебя держит? - проворчал Глеб, кутаясь в плащ-палатку.