А когда однажды после захода солнца он снова прилетел, по саду с той высокой красивой женщиной прогуливался симпатичный маленький солдатик в красной шинели и с маленькой шпагой на боку. Они о чём-то разговаривали: Павлик и Элинка прыгали вокруг них и вытягивали у солдатика шпагу, и он им позволял.

Малыш его не узнавал, но потом всё же догадался, что это тот самый добрый Фреда с каштановыми волосами. И он радовался, но дела ему ни до чего не было, и он не обращал на них внимания. Думал о деле и всё светил и светил, а мама радовалась, и Яночка радовалась, а у Малыша совесть была чиста.

И когда однажды Малыш всё так светил и светил, уже ближе к утру ему светить как-то расхотелось. У него словно бы и крылышки заболели, и он собрался полететь потихоньку домой, ведь папа с крёстным его в пути догонят.

И он полетел, и уже был в лесу, и даже за лесом, и тут услышал громкие рыдания. Малыш прислушался, что это и откуда. А был это плач откуда-то снизу из травы. И тогда Малыш слетел туда посветить. Но осторожно, издали. И когда он посветил, то увидел — ах, что же он увидел? Такой симпатичненький круглый жучок сидит в траве, весь красненький с семью дивными чёрными крапинками — и глаза, такие красивые чёрные глаза! Эти глаза были полны слёз и смотрели прямо на Малыша. Малыш сжалился над ними.

— Кто ты? И что с тобой стряслось?

— Я божья коровка Вероника. Я была у тёти, а когда у меня заболели крылышки, я чуточку присела отдохнуть, и уснула. А теперь темно, и я не знаю дороги, и боюсь, а мама плачет, что я у неё потерялась.

— Ты божья коровка? Ну же, не плачь! Где вы живёте?

— Мы живём в зарослях.

— В зарослях? Это же на меже перед ручьём. Ну, я знаю, где это. Пойдём, я тебя туда отведу, и не плачь!

Вероника и так уже не плакала.

И они полетели. Малыш летел впереди, чтобы Вероника видела дорогу, но не мог на неё не смотреть. Постоянно оборачивался. Ведь она была такая красивая, вся красненькая с семью чёрными крапинками. А глаза, эти красивые глаза! Они уже не плакали. И так они летели, но не разговаривали. Малыш смотрел на Веронику, а Вероника летела за Малышом.

Уже они были на холме, уже летели с холма, уже подлетали к ручью, вдоль ручья вверх, там начиналась межа и были видны заросли, а вот и Вероникины родные — ведь они не спали всю ночь! Все искали Веронику и теперь, когда увидели приближающийся огонёк, полетели навстречу. Веронику узнали сразу, и столько было радости!

Малыш тут же повернул назад, и когда о нём вспомнили, того уже и след простыл. Ведь его ждали дома.

— Где же ты был, Малыш? — спросил папа.

— Я должен был проводить Веронику домой. Она сидела в траве и плакала, что боится и не знает дороги.

— Где же они живут?

— Там за ручьём на меже в зарослях.

— А что они тебе сказали?

— Ничего. Я сразу домой полетел.

— Ну, хорошо, — сказал папа.

На том и договорились. А мама обрадовалась, ничего не сказала и Яночка, но тоже обрадовалась, и у Малыша совесть была чиста, и как будто ничего не случилось.

На следующий день он снова полетел. Ровнёхонько в тот самый сад у красивого дома, и всё светил и светил, ни на что не обращая внимания и ничего не замечая. Но через какое-то время уселся на грушу на самый верх, ни на что не обращая внимания и ничего не замечая, и начал умствовать.

— А почему я должен светить туг! Важно ведь светить, а где — неважно, лишь бы светить! Здесь нас и так хватает.

И так он себе сказал, ни на что не обращая внимания и ничего не замечая, слетел с груши и фьють — вверх через виноградники к лесу, через холм, вдоль ручья — вот и та межа, вот и заросли на ней — и здесь Малыш остановился. Огляделся, обошёл вокруг, и тут к нему из зарослей выбежала Вероника.

— Малыш! А я знаю, что ты светлячок. А ещё вас будто бы зовут мушками святого Иоанна. Но ты же не мушка, ты светлячок, правда, Малыш?

— А откуда ты знаешь, что я светлячок?

— А мне папа сказал. Он вчера тебя искал, а ты уже улетел. И сказал, это был светлячок, и что вы хорошие. И ещё, вы людям и другим жучкам светите. Я сразу захотела стать таким же светлячком.

— Слушай, Вероника, а что вы делаете?

— Мы? Мы рассказываем людям, куда они попадут, на небо или в ад.

— А вы откуда знаете?

— Ну, мы-то уж знаем. Когда летим вверх, то попадут на небо, а когда летим вниз, то попадут в ад.

— Да ну! Слушай, а куда же попаду я, а куда мама и папа, а куда Яночка, крёстная, крёстный и Голубка?

— Куда? Я не знаю. Подожди, спрошу папу, когда прилетит домой.

— А где он?

— Полетел рассказывать людям, куда они попадут. Он уже скоро вернётся.

А вот он и летит. Малыш его увидел, и как будто бы на совести у него было нечисто, повернулся и пропал — вверх на холм около леса, через виноградники в тот самый сад у красивого дома, и всё светил, светил и светил, аж до самого утра.

— Малыш, летим уже! — звали его папа и крёстный. И они полетели домой.

Но на следующий день всё повторилось. Сначала Малыш полетел в тот самый сад, немножко посветил, потом уселся на грушу на самый верх, ни на что не обращая внимания и ничего не замечая, начал умствовать.

— А почему я должен тут светить! Важно ведь светить, а где — не важно, лишь бы светить! Здесь нас и так хватает, а там я узнаю, куда мы попадём.

И так он себе говорил, ни на что не обращая внимания и никого не замечая, однако слетел с груши и фьють — вверх мимо леса, через холм, вдоль ручья — вот и та межа, вот и валежник на ней, и здесь Малыш остановился. Огляделся, как будто на совести у него было нечисто, обошёл вокруг, и тут к нему из зарослей выбежала Вероника.

— Малыш, а ты на небо не попадёшь. Твоя мама попадёт, и Яночка тоже, а ты нет.

— А почему же нет?

— Я не знаю, но папа по косой полетел к земле и сказал, что если бы ты сейчас умер, то на небо не попал бы. Сказал, чтобы ты вспомнил, что для вас самое первое.

— Самое первое? Что же это? Я не знаю.

— Плохо, что ты не знаешь! Для нас самое первое

— говорить правду, а сразу за ним второе — слушаться. Знаешь, папе было жаль, что даже приведя меня, ты всё равно на небо не попадёшь, но он должен говорить правду.

— О, я ведь знаю, что для нас самое первое. Но я должен лететь.

— А ты прилетишь ещё?

А Малыш уже взлетел.

— Я не знаю, — и полетел вверх на холм мимо леса, через виноградники в тот самый сад у красивого дома, и светил, светил, и светил до самого ясного утра.