Еще несколько раз она видела Джонаса после уроков. Он ехал куда-то один. Год после Церемонии Двенадцатилетних – самый напряженный, ведь после школы нужно ездить на Обучение Назначению. София, например, ездила в Детский Центр учиться работать с детьми, а Маркус, с ее слов, продолжает Обучение даже сейчас, через несколько лет после Церемонии.

Как-то днем Клэр увидела, что Джонас отъезжает от школьного корпуса, который был виден из окна Инкубатория. Он свернул влево от учебных зданий и, похоже, направился к Дому Старых. Может быть, подумала Клэр, его Назначением был уход за стариками? Но тогда это объявили бы на Церемонии, и едва ли зал стал бы выпевать его имя.

Она свернула со своего маршрута, прошла следом к Дому Старых, огляделась и увидела маленький домик сбоку от главного здания. Дверь, несколько окон – и больше ничего. На большинстве зданий в коммуне висели информационные таблички: «ЛАБОРАТОРИЯ РЫБНОГО ИНКУБАТОРИЯ», «ВОСПИТАТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР», «РЕМОНТ ВЕЛОСИПЕДОВ». Но на этом домике значилось просто: «ПРИСТРОЙКА».

Что еще за пристройка? Клэр понятия не имела, что может быть внутри, но что-то ей подсказывало, что именно здесь Джонас проходит свое Обучение. И смутно догадывалась, что его серьезность и замкнутость тоже как-то связаны с этим местом.

Для чего же Джонас избран?

Тем утром Клэр кое-что заметила за завтраком и принялась внимательнее разглядывать коллег.

Даже через год пребывания в Инкубатории она чувствовала себя чужой, хотя остальные держались дружелюбно и звали погулять. Им всем нравился Дмитрий, который не зазнавался из-за высокой должности и даже позволял над собой подтрунивать: на трапезах то и дело звучали шутки насчет того, как долго ему подбирают супругу.

Работники помладше, как Клэр, вообще часто подтрунивали над старшими коллегами. Разумеется, они все равно были ответственными и трудолюбивыми, и это главное, что от них требовалось, однако молодежи была простительна некоторая беспечность. Стоя у прудов, они давали дурацкие клички молодым рыбам и придумывали им черты характера.

– Смотрите! Прожора Жорж опять позавтракал за пятерых!

– К нему плывет Грозный Губошлеп! Спасайся, Прожора! Как нагонит, как отгубошлепает!

Клэр нравились их дурачества. Роженицы вели себя точно так же в свободное время, и сама она любила пошутить, когда была частью их компании. Но в Инкубатории у нее почему-то не получалось веселиться. Здесь она только наблюдала за весельем других.

И вот, вполуха слушая обычные утренние разговоры, в которых почти не участвовала, Клэр заметила деталь, которая раньше была словно в слепом пятне. Сложив тарелки, выбросив грязные салфетки и расправив форму, все ее коллеги совершили еще одно крошечное рутинное действие.

Приняли таблетку.

Таблетки в коммуне начинали принимать с двенадцати. Некоторым детям их прописывали даже раньше, если родители считали необходимым. Клэр к Церемонии Двенадцатилетних до таблеток еще не доросла. Знала только, что приятельницы, которые их принимали, считали это еще одной скучной обязанностью, которую никогда не обсуждали. А когда на Церемонии Клэр назначили Роженицей, ей выдали инструкцию, где среди прочего значилось:

Тогда ей это показалось чем-то неважным, хотя родители немного занервничали: сами они, как и Питер, таблетки исправно принимали.

– Надо же, а я приготовила для тебя баночку в ожидании нужного момента, – сказала Мать. – Их что же, теперь выбросить придется?

– Лучше верни в фармацевтический пункт, – сказал Отец.

Переехав в Родильный Дом, Клэр как-то за ужином решила расспросить других Рожениц:

– А вы принимали утренние таблетки до Назначения?

– Да, но перестала после Церемонии, потому что так было сказано в инструкции, – сказала Сюзанна.

– И я, – подхватила Мириам.

– Наверное, те таблетки отменяют, потому что в них витамины, а нам их здесь и так дают, – предположила Надя.

В Центре действительно каждой Роженице с утра выдавали несколько тщательно отмеренных порций таблеток.

– Нет, в утренних таблетках что-то другое, – ответила Сюзанна.

– Это точно не витамины, – сказала Мириам. – От витаминов ощущения не меняются. А вот от тех таблеток… – она замялась. – Когда их пьешь, то вроде бы ничего не происходит. Но когда перестаешь… я даже не знаю, как это описать.

– Лично я стала без них какой-то нервной, – сказала Сюзанна. – А еще… немного стыдно про это говорить, но во мне как будто сразу стала происходить куча всего. Очень объемными стали чувства и… кое-какие ощущения в теле… – на этом она покраснела и, смущенно хихикнув, замолчала.

Разговор действительно получался каким-то неловким. Но девушкам, которые не пили утренних таблеток, было любопытно, и они не дали теме заглохнуть.

– Почему же такой эффект, когда не пьешь их? – удивилась Клэр.

– Мне кажется, они для того и задуманы, – произнесла Мириам. – Нам нужно чувствовать эти вещи, чтобы тело выносило Плод. А иначе все это не нужно. Мне на самом деле очень нравится! Я раньше ничего по-настоящему не хотела, но сейчас хочу благополучно произвести на свет свой Плод. Он растет внутри меня, и я чувствую себя счастливой, – она с улыбкой погладила живот.

Судя по улыбкам, кивкам и по тому, что некоторые девушки тоже погладили свои животы, все чувствовали что-то подобное.

– После родов снова нужно будет пить таблетки, – сказала Нэнси, родившая троих и теперь ждавшая нового Назначения. – Скажут пить около шести месяцев, а потом тело становится готово выращивать новый Плод.

– Скукотища, конечно, – сказала Сюзанна, переходя на шепот. – На таблетках между родами никаких сильных переживаний. Погружаешься в бесчувственность. Когда пьешь их, правда, кажется, что так и надо.

Только теперь, в столовой Инкубатория, Клэр осознала, что все вокруг нее по утрам принимают таблетки. И стало понятно, почему их разговоры такие поверхностные и почему их ничего не заботит. Они были как Роженицы между родами – бесчувственными.

Клэр так и не выписали таблетки. Видимо, неудача при родах так переполошила всех в Родильном Доме, что никто не озаботился протоколом, считая, что таблетки выпишет кто-нибудь другой.

Вот почему она постоянно что-то чувствует.

Единственная из всех!

Вот почему тоскует по сыну; вот почему так радуется, когда видит его лицо.

И тогда же Клэр поняла, что никому не позволит лишить себя этих чувств. Если кто-нибудь из руководства спохватится и выпишет ей таблетки, как остальным, она будет лишь притворяться, что пьет их. Будет врать. Будет рисковать. Но никогда, ни при каких обстоятельствах она не откажется от чувств, которые испытывает к Эйбу.