На следующий день хозяйке понадобилась Шарлотта, чтобы дать ей кое-какие распоряжения. Увидав гувернантку, она с удивлением спросила, откуда у той синяк на лбу. Проказники братья замерли, а младший от страха перед грядущим наказанием слегка побледнел. Шарлотта же ответила, что ушиблась. Правду не имело смысла говорить, потому что она представляла, как бы отреагировала мать сорванца: «Экая, вы слабая и не можете сладить с ребёнком. Мальчуган заигрался, а вы и подвернулись под руку». Или что-то в этом роде. Шарлотта сильно сомневалась, что для мальчика последует наказание, и скорей всего хозяйка стала бы раздражительной и наговорила бы ей опять грубостей, да ещё одарила бы презрительным взглядом. Дети восприняли иначе, гувернантка их не выдала. Они прониклись к ней уважением и стали послушнее, особенно младший, виновник происшествия. Работа теперь с ними пошла легче и интересней. Наконец малыш оценил доброту милой воспитательницы и привязался к ней. Однажды, во время обеда Шарлотта, как всегда сидела за отдельным столом с детьми. Самый младший из них в порыве нежности взял её за руку и произнёс: «Я люблю мисс Бронте». На что мать с ехидством воскликнула: «Мой дорогой, любит гувернантку!»

Шарлотта в полной мере узнала разницу между службой у мисс Вулер, где к ней относились как другу, где никто и никогда не подумал её унизить и работой в богатом доме, хозяева которого не видят в гувернантке достойного их внимания человека. Чаще всего они не замечают её присутствия. Гувернантка у частных лиц — существо бесправное, с мнением которого не стоит считаться, потому что его у неё не должно быть. Но она замечает тёмную сторону этих «порядочных людей». Шарлотта считала, что богатые, так как им много позволено, попадают в плен своего эгоизма и других дурных черт характера. И лучше быть жертвой, чем погрязшим в пороках тираном. Уповала, что не природная жестокость причина тому, а отсутствие сострадания к ближнему.

В конце июля закончилось пребывание Шарлотты в доме её хозяев, она вернулась домой с расстроенным здоровьем и подорванными душевными силами.

Примерно в такую же семью, если не ещё худших нравов попала Энн. Дети, за которыми она присматривала, были неуправляемы, капризны, избалованны, и даже жестоки. Родители совершенно не видели этих недостатков в своих чадах, а принимали это за нормальное поведение и поощряли развитие пороков. Энн ежедневно страдала из-за их эгоистичных и жестоких проделок. То они перепутают пряжу в её рабочей корзинке, то исчеркают её тетради, то совершенно не слушают её объяснений и не желают отвечать урок и вместо этого задают ей какие-нибудь неприличные и оскорбительные вопросы, то надсмехаются над ней. Они считали, так как папенька платит мисс Энн за её работу, значит она бедная. А все бедные не достойные уважения. Энн было очень тяжело жить в этой семье, раньше от людей её окружающих всегда видела лишь заботу, доброжелательность, участие и любовь, а здесь от взрослых и детей — презрение, и даже слуги, видевшие пренебрежительное отношение хозяев тоже не жаловали молодую гувернантку. Но ещё тяжелее для Энн было терпеть жестокость её подопечных к птицам и зверюшкам. Сколько раз она пыталась заступиться за кошек и собак, избиваемых камнями и палками, порой принимая удары на себя. Длинные рукава её платьев скрывали синяки. Но не всегда Энн удавалось помочь жертвам будущих столпов общества. Как-то на прогулке самый старший из детей двенадцатилетний Питт помчался к одному из деревьев, ловко взобрался по веткам, достал что-то и положил на камень. Энн, поспешившая за ним вместе с остальными детьми, увидела трёх крохотных, ещё голеньких птенчиков. Только она хотела отчитать сорванца за этот поступок, как замерла от отвращения к своему подопечному и жалости к несчастным бессловесным созданиям. Дело в том, что Питт, заметив жалость к птенцам в глазах гувернантки занёс правую ногу над камнем и со всей силы опустил её на беспомощных птах. Энн вскрикнула, закрыла лицо и разрыдалась. Питт хохотал, а младшие дети хихикали и потешались над чувствительностью воспитательницы.

В последствии Энн была свидетельницей, как глава семейства, гуляя с детьми, поощрял разорение ими гнёзд. А у неё в ушах долго звучали испуганные, тревожные крики птиц, она тихо и незаметно смахивала слезинки. Энн ужасалась, ей трудно было понять своих хозяев, таких любезных со своими гостями и таких безжалостных со слабыми. Она говорила себе, что несмотря ни на что она должна терпеть, ей необходимо работать на благо семьи. Она уже взрослая и обязана помочь отцу. Ей надо набираться опыта, ведь она должна научиться содержать себя сама. К тому же ей надо общаться с другими людьми, а не замыкаться в семейном кругу, хотя там ей хорошо и её любят, но ей необходимо узнать какие ещё типы живут на свете, какие ещё бывают характеры и попытаться понять почему люди совершают те или иные поступки.

Несколько месяцев, пока не закончился контракт, Энн терпеливо работала.

Глава пятая. Любовь, разбивающая сердца

Количество прихожан у господина Бронте неуклонно росло, даже не смотря на высокую смертность среди населения Хауорта, а самочувствие его уже давно было не блестящим, и он вынужден прибегнуть к помощи викария. Молодой человек, Уильям Уэйтмен общительный и обходительный стал частым посетителем пастората. Иногда он приводил с собой друзей или соседей, он веселил, а порой и нарушал покой членов семейства. Один из многочисленных гостей, побывавших в пасторате, ирландец, недавно окончивший университет в Дублине, а ныне помощник священника был совершенно очарован Шарлоттой. Она не чувствовала скованности в присутствии остроумного, весёлого и страстного говоруна, который быстро освоился в чужом доме и непринуждённо разговаривала с ним и смеялась над его шутками. В конце вечера он перешёл на ирландскую лесть, которая не вызывала восторга у Шарлотты, и она потеряла к нему интерес.

Через несколько дней от него пришло письмо, адресованное Шарлотте, в котором ирландец пылким слогом просил её руки. Но девушку столь скоропалительное предложение только удивило и насмешило и, увы, ответным чувством её сердце не пылало. Кроме того, она давно, ещё с двенадцати лет готова к тому, что обречена остаться старой девой. Она была уверена, что её уважение к нему продлится не долго и убеждена, что связать себя супружескими узами стоит лишь тогда, когда уважение к мужчине никогда не иссякнет. Столь достойное чувство может породить любовь, возможно, что она не будет пылкой, не беда. Страстная любовь часто бывает безответной. А, если и возбуждает ответное