её поддержку открытию школы и надежды на осуществление этого плана. «Будем ли мы в таком же печальном положении, как сейчас или наши мечты сбудутся?» Эмили мечтает, что спустя четыре года она и сёстры будут довольны своей школой, и радостно встречать гостей, папу, тётю и Брануэлла. Не будет унылых дней, как теперь.

Энн в своей бумаге пишет, что у них в семье произошло за прошедшие годы, и кто из живности перебывал в доме. Считает, что характеры членов семьи изменились мало и в частности она сама, сетует на свои недостатки. «Что будет через четыре года, знает только Провидение. Как будут обстоять дела у нас?

Будет ли существовать Гондал? Что там произойдёт?» Пока же она урывками продолжает писать четвёртый том «Жизнеописания Солалы Вернон».

В сентябре Шарлотта написала длинное письмо тёти, в котором объясняла свои намерения и план. Она хотела поехать вместе с Эмили в Брюссель, где им помогли бы обустроиться Мэри и её родственники. А когда их школа откроется, то и Энн продолжит своё обучение за границей. Шарлотта пишет обстоятельное письмо тёти, потому что только на её материальную помощь может рассчитывать. «…Я не знаю никого в мире к кому бы могла обратиться с подобной просьбой. Вероятно, папа решит, что моя идея дикая и честолюбивая, но кто и когда-либо на свете поднимался без амбиций? Когда он оставил Ирландию, чтобы поехать в Кембридж поступать в университет, то был столь же честолюбив, как я сейчас. Я хочу, чтобы мы все преуспели. Я знаю, что мы имеем таланты, и я хочу, чтобы они были реализованы. Я обращаюсь к Вам, тётя, помогите нам. Я надеюсь, что Вы не откажите. Я знаю, если Вы согласитесь, то будьте уверены, что моя просьба не станет ошибкой, и Вы никогда не раскаетесь за свою доброту».

Конечно же, Элизабет Брануэлл рассказала о просьбе Шарлотты отцу, а вернее, она прочитала ему письмо. Отец естественно хотел для детей блага, и, само собой, не мог быть против их учёбы. Но так далеко никто из них никогда не уезжал, отпускать страшновато, ведь им предстоит проделать такой длинный путь, приехать в чужую страну. Смелой идеей Шарлотты он был доволен и гордился детьми, которые настойчиво и терпеливо преодолевают препятствия. К сожалению, сам он мало, чем мог помочь, его вклада в это дело явно не хватало, но на свояченицу он не считал нужным давить, она должна была сама решить. Элизабет Брануэлл, очень бережливая, и всегда старалась использовать свои деньги с выгодой, но племянницам отказать не могла. Она была уверена, что девочки зря не потратят и цента в отличии от их брата, хотя он был её любимчиком вместе с Энн.

Получив одобрительный ответ от тёти, Шарлотта решила оставить службу после окончания семестра, срок которого истекал перед Рождеством. Все надеялись на праздник собраться дома. Брануэлл, проработавший клерком на Манчестерской Железной дороге в Лидсе пять месяцев ожидал короткий отпуск. Энн хотела покинуть семейство, где работала на время отъезда сестёр, чтобы присматривать за пожилыми обитателями пастората.

Баптист Ноэль и другие священнослужители советовали Бронте поехать учиться на север Франции в Лилль, там была относительно недорогая школа. Уже планировалась их поездка на конец января в сопровождении француженки, гостившей в Лондоне. Но Шарлотте хотелось в Брюссель, она неустанно писала письма, утрясая дела. В конце концов, поездка в Лилль не состоялась, сёстры отправились в Брюссель.

Знакомый Патрика Бронте, тоже пастор, который жил в нескольких милях от Хауорта попросил своего брата, священника британского посольства в Бельгии узнать о школе, где могли бы учиться дочери его коллеги. По совету одной почтенной леди, которая отзывалась очень похвально о пансионе мадам Эжер, где училась её внучка, мистер Дженкинс счёл, что именно эта школа подходит для Бронте.

Отец сопровождал дочерей. Прибыли они в Лондон утомлённые дорогой. Пасмурный день окрасил всё в серые тона. Контуры зданий потонули в вязком тумане. Бронте остановились в старой таверне, а утром отправились дальше. По прибытии в Брюссель они переночевали в доме мистера Дженкинса. На следующий день Патрик Бронте, скрывая своё огорчение неизбежным расставанием, попрощался с дочерьми и тронулся в обратный путь, а они поступили в распоряжении четы Эжер.

Далёкий континент, Старый Свет, как это было недосягаемо. Теперь они будут ходить по улицам старинного города, расположенного в сердце Европы, как говорят бельгийцы, почти в центре Бельгии, которая пережила бурную многовековую историю, где были экономический расцвет и политическая зависимость, революции и долгожданная независимость.

Школа была большая, и учились в основном бельгийки. Они настороженно встретили новых пансионерок, которые им показались испуганными и дикими. Весёлые и беззаботные девочки недоумевали, рассматривая их платья.

— Как уродливо выглядят эти англичанки.

— Эти пышные рукава «gigot» так нелепы, — показывали на Эмили, добавляя с лёгким раздражением. — Такие носила моя мама в молодости.

— А у меня бабушка. Как можно пренебрегать модой!

— У другой — «mameluke», это куда ни шло, но всё же не «виктория».

— Ну, разве можно теперь такие вертикальные складки на всю длину юбки?!

— Ах, неужели в Англии так отстали и не знают, что сейчас в моде на юбках наклонные складки, волны и воланы.

Ни Шарлотту, ни Эмили не тянуло приобщиться к беседам и играм остальных. Их цель учиться, а на душе у них тоскливо до слёз, хочется домой к привычным для них стенам и ландшафту, к родным и понятным людям. А здесь все чужие и всё чуждо. Но им надо терпеть, им надо совершенствоваться в познании.

Глава школы мадам Эжер, преподавателями были кроме мистера Эжера ещё три женщины — две старые девы, мадемуазель Бланш и мадемуазель Софи, и талантливая и оригинальная мадемуазель Мэри, которую ненавидели все воспитанницы, за исключением сестёр Бронте, за её бесцеремонные манеры. Ученицы изучали французский и немецкий, а также литературу, которая входила в курс изучения языка, грамматику и правописание, пение, музыку, арифметику и рисунок. Эмили знала французский хуже Шарлотты, но была более осведомлена в музыке. Сёстры упорно занимались, чтобы догнать друг друга, а также других девочек, у которых подготовка была лучше, чем у них. Время, занятое уроками, домашним заданием летело быстро. Сёстрам нравился сам процесс учёбы, которому предавались с удовольствием, ведь они узнавали столько нового.

В апреле Шарлотта скромно и тихо отметила свой двадцать шестой день рождения. Ей, в общем, взрослой девушке или, как она выражалась в «зрелом возрасте», бывшей воспитательнице нисколько не стыдно вновь стать ученицей. Она постигала новый материал с упоением, но