Ответом ему был громовой хохот: фельдфебеля — грубого и прямого, как саперная лопатка, один из последних осколков той, имперской армии — в роте любили и уважали.

— Все? — без улыбки спросил Набигобу, когда затих последний смешок. — Поржали, жеребцы стоялые? А теперь на выход — по полной выкладке!

— Но приказано… — робко подал голос дневальный.

— На приказано… — фельдфебель доступно объяснил, что намазано на это слово. — Понятно? По полной выкладке, я сказал.

И вышел, не дожидаясь выполнения приказа.

Ворча и переругиваясь, солдаты напяливали осточертевшую за «боевые» амуницию, затягивали ремни, прыгали на месте, проверяя, не гремит ли что, — капитан Фогуту мог смотреть сквозь пальцы на не застегнутый по уставу воротничок или другую небрежность в одежде, на недостатки в строевой подготовке или что-то подобное, но просчеты в экипировке карал безжалостно.

— Мне нужен солдат, — любил повторять офицер. — Боеспособная единица, а не балерина. Если будет нужна балерина — пойду в оперу. Но мне и вас хватает, девочки!

Зато проверяющие — все, как один, в новенькой, с иголочки, форме старших офицеров от бригадира и выше — просто потеряли дар речи, увидев воинство капитана Фогуту, с грохотом строящееся в некое подобие «коробки». На фоне остальных рот, пусть тоже не сверкающих отутюженными мундирами, разведчики выглядели нечищеным солдатским сапогом, брошенным посреди банкетного стола.

Сам капитан присутствовал тут же, правда, не в полевой, а в повседневной форме, выглядевшей торжественно из-за наград, сияющих на груди в два ряда. Рой и не подозревал, что его командир настолько заслужен — со своего места во второй шеренге он разглядел Золотое Знамя и Пламенеющий Крест, — Фогуту никогда не надевал даже орденских колодок. Сердце замирало в предчувствии чего-то очень важного.

Разглядел Рой и очень настороживший его персонаж: за спинами столичных офицеров возвышался плечистый молодой гигант в гражданском, очень и очень кого-то напоминающий…

— Что это за клоунада, капитан? — недовольно скривил губы старший из проверяющих, брыластый толстяк с генеральскими эмблемами на матерчатых погончиках разве что не хрустящего новенького камуфляжа.

Его невысокий, скажем так, рост с лихвой компенсировался высоченной фуражкой, огромную тулью которой, вздернутую наподобие древнего гренадерского кивера, украшал разлапистый имперский герб, с некоторых пор сменивший скромные офицерские кокарды.

— Рота капитана Фогуту только что прибыла с боевого выхода, — попытался вступиться за подчиненного полковник Зедду, командир егерей. — Солдаты не успели…

— Я не нуждаюсь в адвокатах! — повысил голос генерал — Ваш подчиненный что, проглотил язык?

— Нет, господин генерал, — спокойно, чересчур спокойно, ответил Фогуту. — Я вполне владею этим органом.

— Вы еще и шутник?! — генерал почти визжал. — Распустить роту и через пять минут построить снова! В пристойном виде!

— Ничего более пристойного для солдата, чем пыль боев и походов, покрывающая его, не существует.

— Вы еще и философствуете?!

— Не я, а маршал Зогу, господин генерал, — сухо ответил офицер. — Цитата из «Наставления победителям».

— Ну, знаете… — потерял дар речи проверяющий.

«Наставление победителям» официально не приветствовалось при Неизвестных Отцах, как «отрыжка имперского режима», но сейчас, когда взят курс на новую армию, возвращены имперские знаки различия и регалии… Генерал не знал, что делать, и строптивый капитан это отлично видел.

— Видит Мировой Свет, — отдышался толстяк, на ухо которому все время затянувшейся паузы что-то нашептывал худощавый очкастый бригадир, — я хотел все сделать с наибольшей пристойностью… Ты сам виноват, капитан… Вы арестованы! Сдать оружие! — протянул он короткопалую, заметно подрагивающую кисть.

— Согласно новому уставу, генерал, — и не подумал расстегнуть кобуру Фогуту, — офицеру, подлежащему аресту, сначала должно быть предъявлено обвинение. А сам арест должен производиться чинами военной полиции. Вы из полиции, генерал?

— Да я… — генерал весь сине-багровый, как новорожденный младенец, налившийся дурной кровью, принялся расстегивать свою кобуру трясущимися руками. — Я тебя… собственной рукой…

— Давайте успокоимся. — Отодвинув, словно пешку, стоящего на пути офицера, светловолосый гигант шагнул из-за спин проверяющих, поднимая широченные ладони в умиротворяющем жесте. — Не нужно делать резких движений…

— Горец? — выдержка изменила капитану Фогуту. — Да это же карнавал, солдаты! Это шпионы, переодетые офицерами! Взять их!

— Успокойтесь, капитан! — попытался спасти ситуацию полковник Зедду, но было уже поздно…

— Первый взвод, — командовал капитан Фогуту с «герцогом» в руках солдатам, окружившим группку приезжих. — Арестовать шпионов, разоружить и препроводить на гарнизонную гауптвахту. При сопротивлении — стрелять на поражение. Второй и третий — взять под контроль арсенал и парк боевых машин. Лейтенант Зоту — назначаю вас командиром разведроты. Как старший после командира офицер, беру командование бригадой на себя. Полковник Зедду, сдайте оружие! До дальнейших распоряжений вы заключаетесь под домашний арест.

— Надеюсь, вы понимаете, что это мятеж, капитан, — полковник протянул сложенный пополам ремень с кобурой фельдфебелю Набигобу. — Это воинское преступление!

— Понимаю, полковник. Жаль, что вы не поняли: преступление — все, что происходило до того.

Когда арестованных увели — все шли понуро, обреченно, только великан все оглядывался, пока не скрылся из виду, — капитан дождался, пока утихнет шум и начал:

— Солдаты! Все вы знаете, что наша великая страна находится на грани гибели. Кучка политиканов, продавшаяся врагам Метрополии, захватила власть и планомерно уничтожает все, делающее нас великими, и, прежде всего, армию. Только что я арестовал горстку шпионов, прибывших для того, чтобы уничтожить одно из последних боеспособных подразделений страны. Нас, солдаты. Горных егерей!

Ответом ему был ропот и гневные выкрики. Капитан поднял руку, заставив слушателей умолкнуть, и продолжил, демонстрируя солдатам какую-то бумагу.

— Вот приказ о разоружении бригады, расформировании и разделении личного состава по другим частям. Жирным клопам, окопавшимся в Столице, не по душе, что мы тут, на дальнем рубеже нашей родины, сдерживаем орды кровожадных дикарей, не позволяя им грабить и убивать мирных граждан, насиловать их жен и дочерей, угонять в рабство детей и стариков. Наша война названа здесь, — он поднял листок к глазам и прочел вслух: — «Геноцидом мирного населения». Вы слышали, солдаты? Геноцидом! Теперь вас не удивляет, что рядом с этим липовым генералом стоял самый настоящий горец?

Волнение в рядах было долгим, гораздо более долгим.

— Удайся этот замысел нашему врагу, — продолжил Фогуту, — мне и другим честным офицерам бригады, вместе с вами, солдаты, проливающим кровь за мир и спокойствие в нашей стране, оставалось бы только застрелиться. Но я не желаю, солдаты, сдаваться! Приняв командование нашей славной бригадой, я принимаю и другое, не менее ответственное решение…