Леля, почему-то с жалостью глядя на меня, покачала головой.

— Одна, да не одна, — вздохнула она. — У него естькомпаньон, этот Перцев. Я же в банковских делах полная профанка. Перцев такловко все обставит, что мне и владеть будет нечем. Уж я навидалась этого насвоем веку. Пузыренко помнишь?

Что тут говорить. Я помнила Пузыренко, жену нефтяногомагната, после внезапной гибели которого она только что на паперть не пошла.

— А личной собственности у Сашеньки не так уж и много: дача,два гаража да вот эта квартира, — добила меня Леля.

— Говорили, будто у него сумасшедшей красоты особняк наМайорке и огромная вилла во Франции, — уже робко произнесла я.

Леля зло боднула головой пространство:

— И не зря говорили. Могу фотографии показать. Это все, чтоу меня от особняка и виллы останется.

— Почему же?

— Да потому, что приобретены они на фирму, фактическипринадлежащую банку. Там все слишком сложно сплетено, и пока я войду в своиправа, этот Перцев все как надо и обтяпает: и кого надо зарядит, и кого надоподмажет, даже судиться будет бесполезно. Знаешь, что за полгода можно сделать?А ведь в случае гибели моего Сашеньки Перцев практически один будет всемиделами рулить.

— Он уже рулит, — заверила я. — Моя подруга собралась уАлександра Эдуардовича кредит получить, он и все бумаги ей по этому делувыправил, а Перцев ничего теперь не дает и на бумаги плюет, хоть там есть и егоподпись. Подруга в полном пролете. Она уже успела под этот кредит чужие деньгипотратить и влезть в контракт с такими штрафными санкциями, что только держись!

Леля, надо отдать ей должное, не зачерствела в своём горе иТамарку мою пожалела.

— Какой ужас! — сказала она. — Бедная женщина!

— Бедная не то слово, нищей скоро будет. Так что думать оплохом нам нельзя. Будем искать твоего мужа. Завтра же отправлюсь к Перцеву ипоговорю с ним. Может, обнаружатся какие-нибудь интересные детали. Перцев-то ужбольше тебя знает о делах Александра Эдуардовича и наверняка помнит всехзнакомых своего компаньона.

Леля испугалась.

— Ты собралась к Перцеву?! Не вздумай! — закричала она. —Представляешь, как ополчится на меня этот Перцев, если узнает, что я нарушиладанное слово и рассказала тебе о похищении. Да он придет в ярость. Нет,поклянись, что с ним ты разговаривать не будешь.

— Клянусь, — не задумываясь, воскликнула я, правда тут же ивозразила:

— Не вижу ничего страшного в том, что я узнала пропохищение. Ну сказала ты мне, так я же вам человек не посторонний. К тому жеумею держать язык за зубами.

— Перцев об этом не знает. Нет, Соня, все же лучше ты к немуне ходи, — попросила Леля и, морщась от боли, схватилась за голову.

— Не пойду. Я уже клялась, но, дорогая, что с тобой? —взволновалась я.

— Голова, снова болит голова. Как тисками в висках сдавило.Кажется, кровь хлынет из ушей. Поищи, пожалуйста, в аптечке таблетки. Дайчто-нибудь посильней.

Я, как баран на новые ворота, уставилась на аптечку.Посильней. Да тут же одни сердечные лекарства. Боже! Сколько их! Кто их толькоглотает? Уж не Леля, конечно.

— Не знала, что Александр Эдуардович жаловался на сердце, —заметила я, отыскивая обезболивающее и извлекая из упаковки таблетку для Лели.

— Господи! — взвизгнула она. — Почему «жаловался»?! Ты что,его уже хоронишь?!

Я, кляня себя за свой длинный язык, бросилась оправдываться:

— Дорогая, нет, конечно, не хороню, просто случайновырвалось, прости, прости.

Но Леля не слушала меня. Она снова пришла в отчаяние.

— Может, ты и права! — рыдая и заламывая руки, воскликнулаона. — Сашенька и дня не мог прожить без лекарств. Каждый день он жаловался насердце. Он был болен, очень болен — порок сердца. Это похищение губительно длянего! Нет, я сойду с ума!

— Ты сказала об этом тому бандиту, который требует с тебяденьги? Я имею в виду про сердце, а не то, что ты сойдешь с ума, — пояснила я.

— Про все ему сказала, — заверила меня Леля, — и протаблетки, и про то, что сойду с ума, но ему-то какое до всего этого дело?

— Не скажи. Если с Александром Эдуардовичем случится приступи он умрет, этот бандит не получит ничего. С какой стати ты будешь платить емувыкуп?

— Как с какой стати? А тело? Я должна получить тело. Как жея брошу Сашеньку неизвестно где? Не похороню по-христиански?

— Да-да, конечно, — пролепетала я, — но тело стоит гораздодешевле.

— Господи! — взвыла Леля. — О чем мы говорим?! Какое тело?!Я должна получить живого мужа, иначе мне конец!

— Получишь, обязательно получишь. Раз ты сказала протаблетки, будем надеяться, что похититель для своего же блага разорится налекарства.

Случайно глянув на часы, я испугалась, потому что вспомнила,что и у меня есть муж, которого еще не похитили и вряд ли когда похитят…

Более того, у меня есть и ребенок, которому пора читатьсказку, пока баба Рая не начала рассказывать ему на ночь свои ужасныеполитические анекдоты.

— Ой! — закричала я. — Какой кошмар! Как уже поздно!

— Еще не так и поздно, — демонстративно держась за голову,забеспокоилась Леля.

Таким образом она давала мне понять, что бросать больногочеловека жестоко. Я сделала вид, что не понимаю намека, и взмолилась:

— Нет-нет, дорогая, очень поздно, прошу тебя, прости, но мнепора.

Леля отнеслась к моему заявлению без энтузиазма.

— А как же я? — эгоистично спросила она, снова собираясьплакать. — Эта ночь была сущим кошмаром!

— Ты чего-то боишься?

— Да нет, просто мне одиноко.

Ах, я, оказывается, должна ее развлекать. И своего мужа ядолжна развлекать, и сына… А кто же будет развлекать меня?

— Выпей снотворное и ложись спать, — строго посоветовала я,закрывая аптечку. — А завтра я тебе позвоню.

Всю ночь я ломала голову над похищением Турянского и,естественно, не выспалась. Рано утром, даже не выпив кофе, бросилась звонитьРозе. Очень хотела застать ее дома.

— У меня к тебе важное дело, — взволнованно заявила я.

— Об этом не может быть и речи, — разочаровала меня Роза. —Сегодня тяжелый день. Я обещала Пупсику отнести его пиджак в химчистку — ондавно хнычет, — потом много всяких других домашних хлопот, а к обеду надоуспеть на работу, в клинике у меня четыре встречи, и все с подругами. Самазнаешь, сколько у гинеколога друзей. А вечером еще к Альфреду Коровину за городпилить. Давай перенесем на завтра.