А в голосе слышался другой вопрос: никак готовиться к продолжению?

– Правда твоя, князь, было, – кивнула Властилена. – Вернее, были. Уроки злые, призоры чёрные, примолвления недобрые… Эрбидейские волшебники руку приложили, навели на тебя порчу. Да не простую, а обманную, поди распознай… Может, эрбидеям нужно что от тебя, а?.. Да не на таких напали: я ту напасть завязала наузом-узлом и обратно отправила – словно плетью-семихвосткой стеганула, не то что шкуры – головы злодейской не пожалела… И поделом за чёрную-то волшбу… Ну всё, князь. Отдыхай. Утро вечера мудренее.

Её рубаха была насквозь мокрой и плотно облепляла тело, волосы свисали космами, потухшие глаза ввалились. Чувствовалось, победа над эрбидейской волшбой далась ей нелегко.

– Да и тебе, погляжу, отдохнуть бы не помешало, – упёрся в неё взглядом князь, жадно сглотнул, ощутив давно уже не посещавшее его мужское желание. – Как в парной побывала!

Хоть на месте убей, не мог оторвать глаз от того, что перестала скрывать мокрая рубаха. Чудо… сказка… дивное диво…

«Ох, мужики, мужики. Что князь, что холоп…» – улыбнулась про себя Властилена и плавно повела рукой:

– Разговор сейчас не обо мне, а о тебе. Так что, – она властно повысила голос, – спи…

Женская ладонь мягко опустилась князю на глаза, и тот, подчиняясь неведомой силе, опрокинулся навзничь. Тело вытянулось на постели, ресницы сомкнулись, дыхание сделалось свободным и лёгким – измученную душу взял под крыло сон.

– Вот и ладно, – улыбнулась Властилена и погладила князя. По тому самому месту, где виднелся знак, формой напоминающий звезду.

– Пью твоё здоровье, князь.

Сокольничий принял с поклоном тяжёлый золочёный кубок, шумно выдохнул воздух и истово приник к разложистому круглому краю. Дело предстояло нешуточное. Чаша была объёмистой, да и к тому же двойчатой, разделённой на две части. В одной половине до краёв крепкое, что горит синим пламенем, хлебное вино, в другой – калганная, с ног кубарем, ядрёная густая настойка. А из-за стола смотрит во все глаза и сам надёжа-князь, и боярин воевода, и гости, и знахарка-девка, что князя выходила. Упасите боги осрамиться, поперхнуться, закашляться, дать слабину. Да и пить-то следует полным горлом, с охотой, а не прихлёбывать по-куриному…

Однако ничего – то ли боги были милостивы, то ли не подкачала природная стать, но сокольничий осушил всё до дна, крякнул и, перевернув, воздел чашу над головой: мол, со всей любовью к тебе, кормилец, выпито до капли. Будь здрав, князь, повелевай…

Смышлёные глаза парня стремительно мутнели. Вправду не шутка это, двойчатый кубок с княжеского стола. Можно запросто голову потерять.

– Это тебе за верную службу. – Князь снял с пальца перстень с драгоценным лалом, не чванясь передал. – А это, – он вытащил объёмистый кисет, в котором весело позванивали монеты, – на всех раздай. Смотри ястребников не забудь. Гусятница-то наша как серого взяла… Чисто, одной ставкой, в угон. Как звать ее?

– Любавушкой, княже, – моргнул сокольничий. – Ястребица трёхмытная, весьма вязка и мастеровита. Крупнолапа к тому ж…

– Вот я и говорю, мастеровита, – кивнул князь, улыбнулся и сокольничего отпустил. – Ступай, хвалю…

Ложечкой взял толику калиновой пастилы и посмотрел на воеводу, лакомившегося редькою в патоке.

– Нет, Крементий Силыч, что ни говори, а всё же первая птица среди ловчих – это ястреб. От рождения смел, неприхотлив, легко учится… Кто может поспорить с ним в яростной настойчивости, когда добыча крупней его самого? А кто может выписывать в небе такие кренделя, грудью проламывать гущу кустарника или кружево тонких ветвей? И добывает он, кого хочешь и где хочешь. И высоко в воздухе, и среди крон деревьев, и в густом кустарнике, и над водой, и даже в воде, когда на лету, погрузив лапы в озеро, выхватывает успевшую нырнуть лысуху или болотницу… Он тебе управится и с серой цаплей, и с гусем, и с крупным зайцем, про уток и куропаток поминать даже не будем… Знаю, знаю, любезный друг, что тебе более по нраву кречеты да орлы, но по мне – место их в хвосте за ястребом.

Дело происходило в шатре на берегу тихого лесного озера, в густой опушке камышей. Впрочем, тихим оно было до сегодняшнего дня, пока не прибыл сюда князь с воинами, сокольниками, конюхами. И пошла потеха… Рогами, криками да трещотками загонщики вспугивали пернатую дичь, а ловчая птица, что уже кружилась в небе, «вставала в лету» и начинала бой. Играли на когтистых лапах бубенцы, резали воздух крылья, падали, роняя перья, утки, цапли, гуси, поганки да нырки. Шум, гам, крики, плеск воды, лошадиный топот, задорный лай собак… Всем охотам охота!

Который день князь устраивал игры и предавался забавам, празднуя выздоровление. Кожа на теле сделалась как у младенца, отбежала слабость, захотелось есть, пить, двигаться, потянуло на ратную потеху… и, конечно же, на любовь.

Только заглядывать к своим жёнам и наложницам князь пока не спешил.

– Не гневайся, князь, – улыбнулся воевода и отщипнул кусочек леваша. – Только ещё раз скажу: да, главные птицы в охоте, – соколы и орлы. Не спорю, ястреб к учению податлив, охоч, да только всё быстро забывает. Не жалуй его вниманием – дичает на глазах. А что соколы, что кречеты, что орлы – с разумением птица, ничего не забудет. Ты с ним можешь не охотиться год, а он всё равно при виде тебя радуется, крылами бьёт, приветственно клекочет. Потому как умнейшая птица. Помнишь беркута Промышляя? Ну, того, добытого с воли?.. Сколько же он волков-то взял? Дюжины две, почитай, не меньше. А лисицу как брал… Играючи! Помнишь, бывало, камнем ей на спину, р-раз! – и хребет пополам… да потом ещё навстречу несёт. Одно слово – орёл!

– Орёл-то орёл, – неожиданно проговорил князь. – Только и ему не устоять против груха. Помню, дед рассказывал: от зубастой птицы грух в небе спасенья нет. Да, эти ирнитаги хорошо молились своим богам…

В шатре повисла тишина. Все хорошо знали, о чём была речь. Давным-давно в северных краях жило вымирающее племя ирнитагов. Мужчины их ели веселящие грибы и были слабы, женщины рожали больных детей, соседи не считались с ними и забирали в рабство, только и рабы-то из них никчёмные получались. Казалось, ещё полсотни лет – и никто не вспомнит, что когда-то топтало навечно замёрзшую землю племя ирнитагов. Однако боги не отвернулись от них – однажды на разломе ледника ирнитаги нашли огромные, с голову северного медведя, странные яйца. Привезли их домой. И вот – о чудо! – у очагов из этих яиц в тепле стали вылупляться невиданные создания. Твари быстро росли, ели всё, что в рот попадало, и превращались в огромных когтистых птиц с кожистыми крыльями. Только в птиц ли? Вместо клювов у них были пасти, полные острых, словно кинжалы, зубов…

Тогда-то звезда племени ирнитагов снова начала подниматься. Выращенные твари вполне приручались, и у них хватало сил поднять человека. Человека в кожаных доспехах, вооружённого луком и стрелами… Ирнитаги со своими летунами нанимались на службу ко всем желающим, кто заплатит сполна. С тех пор прошло немало лет, но, по слухам, птицы ирнитагов исправно давали потомство…