— Знания — великая сила. Неосведомленным человеком легче управлять. К тому же нам неизвестно, как много ей рассказали повстанцы. Нельзя исключать, что она не на твоей стороне.

— Верно, — кивнул Корвин.

— Как будешь искать второго предателя? — сменил Дамиан тему.

— Дам подозреваемым дезинформацию. Всем разную. Посмотрим, какая достигнет цели.

— Умно. Узнаем, что сольют повстанцам, и выясним, кто предатель.

Дальше они сосредоточились на разработке плана. Предателя следовало поймать и поскорее.

До следующей встречи с Эйвери время пролетело незаметно. Пока его не было накопились дела, и Корвин полностью в них погрузился. Прервался, лишь когда Дамиан напомнил о свидании в саду.

— Я снова должен что-то подарить? — уточнил Корвин, прежде чем покинуть кабинет.

— Просто будь внимателен и делай вид, что тебе интересно.

— Проще было потратиться и приобрести какое-нибудь украшение, — необходимость ухаживаний утомляла Корвина. С куда большей радостью он бы провел время за работой.

— Драгоценности это, конечно, хорошо, но девушке сейчас требуется человеческое тепло.

— И почему этим не можешь заняться ты, — покачал он головой, уходя.

Советник лишь вздохнул. Сир Корвин чересчур прямолинеен и нетерпелив. Ему следует отнестись к делу серьезнее. Чувства девушки играют ключевую роль в инициации, которая представляет собой ни много, ни мало, а лишение невинности одного теурга другим. Так уж повелось, что невинной должна быть девушка. Лишь Великому Прародителю известно, почему именно первый секс запускает процесс высвобождения благодати. Лично Дамиан связывал это с колоссальным выбросом эмоций и гормонов.

Дамиан покосился на схему, висящую на стене за стеклом. От старости бумага пожелтела, а чернила выцвели до коричневого цвета, но схема все еще была читаема. Рукой одного из глав Черного клана было написано: теурги взаимно любят друг друга — благодать в мире и согласии разделится поровну между ними; теурги ненавидят друг друга — благодать взаимоуничтожится, и оба теурга потеряют силу; женщина любит, мужчина нет — всю благодать заберет мужчина; мужчина любит, женщина нет — всю благодать заберет женщина.

На первый взгляд абракадабра, но посвященные понимали, о чем речь. Схема касалась обретения благодати. Четко и по делу в ней расписано, кому и при каких обстоятельствах она отойдет во время инициации. Само собой, Корвин, как и его многочисленные предки, выбрал вариант «она любит, он — нет», при котором вся магия теурга, в том числе заключенная в девушке, достанется ему одному. А девушка из теурга превратится в обычную смертную, лишившись магии. Вот почему так важно завоевать сердце дочери Серого клана.

* * *

Корвин ждал Эйвери в главной гостиной. Еще вчера за завтраком он обратил внимание, как девушка изменилась. Новые наряды и прическа из миловидной простушки превратили ее в аристократическую красавицу. Она даже спину держала ровнее и ходила точно истинная госпожа Черного клана. Но девчачий задор и любознательность на пару с непоседливостью никуда не делись. Где-то в глубине души он был этому рад.

Эйвери пришла ровно в срок — спустилась по лестнице подобно прекрасному видению. Ее пунктуальность приятно удивила. Местные дамы считали своим долгом опаздывать минимум на полчаса, а Корвин терпеть не мог тратить драгоценное время, которого у него и так всегда в обрез, на бессмысленные ожидания.

Красоты висячего сада захватили Эйвери. Она, позабыв обо всем на свете, подобрала юбку и носилась по дорожкам, охая и ахая от восторга. Корвин посмеивался, наблюдая за ней. Столько экспрессии и непосредственности он давно не встречал.

Ему и самому нравились сады. Жаль, из-за загруженности он редко сюда выбирается. Он и забыл, когда был здесь в последний раз.

— Это мое самое любимое место в Замке, — сообщила ему Эйвери, выныривая из-под гигантского листа.

Корвин в ответ только хмыкнул.

Кадки с растениями, обвитые плющом, располагались в несколько ярусов. Из-за свисающего повсюду плюща сады и прозвали висячими. Порой приходилось раздвигать его руками, чтобы пройти. Сколько садовники не бились, подрезая плющ, он все равно побеждал. Но именно он придавал садам очарование, превращая их в уютные джунгли.

В самом сердце сада находился открытый пятачок — площадка с фонтаном. Каменная дева восседала на аликорне, а из кувшина в ее руках в чашу фонтана лилась вода.

— Когда-нибудь и я стану наездницей, — мечтательно вздохнула Эйвери, присаживаясь на край каменной чаши.

Корвин устроился рядом. Пока девушка рассматривала стайку разноцветных рыб в воде, он изучал ее. Их руки лежали совсем рядом. На расстоянии меньше сантиметра.

Эйвери наклонилась к воде, и кончик ее мизинца соприкоснулся с мизинцем Корвина. Он так и не понял: было ли это случайностью или она сделала это нарочно. Но ни он, ни она не отдернули руки. Напротив, оба замерли, боясь нарушить миг единение нечаянным движением.

Корвин остро ощущал точку соприкосновения. Казалось, все рецепторы тела вдруг сосредоточились в мизинце. Да что там рецепторы, все его существо устремилось туда, и он полностью погрузился в осязание.

— Как зовутся эти рыбы? — спросила Эйвери, не поднимая глаз от воды. Голос ее звучал сдавленно, словно ей не хватало воздуха.

— Кажется, красноперки, — ответил он чуть хрипло.

— Твой Замок, — заметила она, по-прежнему глядя на воду, — похож на набитый сокровищами сундук. Не перестаю удивляться, сколько всего чудесного спрятано за его мрачными стенами.

— Мне приятно, что тебе здесь нравится.

За беседой оба скрывали неловкость, говоря на самом деле вовсе не то, что хотели. Это были лишь пустые слова, фон для рук, которые продолжали сближаться. Они тянулись навстречу друг другу. Медленно, боясь спугнуть. Сперва пальцы Корвина накрыли пальцы Эйвери, касаясь едва ощутимо, невесомо, и замерли в ожидании отклика. Она не отвела руку, и он осмелел: рисовал узоры на тыльной стороне ладони, наслаждаясь ощущением нежной кожи, при этом внимательно следя за реакцией девушки.

Эйвери чуть приоткрыла губы. Она то задерживала дыхание, то дышала прерывисто и рвано. Ее щеки раскраснелись, она опустила взор, глядя уже не на воду, а как бы сквозь нее.

Корвину приятно было осознавать, что это он вызвал у нее такой отклик. Но он и сам не остался равнодушным. Странное чувство распирало его грудь. Похожее на томление или тоску по неведомому. Это не было привычным возбуждением, что немало его озадачило.

Наконец, он полностью накрыл ее ладонь своей. Их пальцы переплелись. Простое прикосновение казалось куда интимнее, чем поцелуй или любая другая близость. Точно соединились не руки, а что-то гораздо большее. Души, например.

Эйвери прикрыла глаза, и Корвин отвернулся, осознав, что если еще хоть миг посмотрит на нее, то не сдержится. Теперь они глядели в разные стороны, и только крепко сжимали руки друг друга.