И я поднялась и пошла угадывать. Это были постоянные наши клиенты, я их не раз видела, но никогда бы не подумала, что кто-то из них «перелицованный». В холле ожидали своих мастеров пять человек. Мужика я отбросила сразу, остались четыре молодые женщины: одна воздушная блондинка, две – мамочки с озабоченными семейными лицами и четвертая – мужиковатая брюнетка с явным хирургическим прошлым на лице, груди и, возможно, в той главной части тела, которая должна претерпеть самые коренные изменения. Словом, я выбрала брюнетку.

Май рассмеялась и выложила карты – точнее, включила компьютер: в те годы жизнь стремительно перемещалась в электронную ипостась.

Салон у нас был медицинский, серьезный: уколы, удаление волос, бородавки, пигментные пятна и прочая проблемная нечисть, так что по закону полагалось делать фотографии «до» и «после». Не удивляйся, сегодня «история болезни» пациента вообще находится в айфоне у косметолога. Май начала «листать людей» в своей базе данных, пока не дошла до воздушной блондинки.

Я сидела и смотрела на монитор. Это было одно из самых сильных потрясений моей американской жизни. Эволюция, сбывшаяся сказка («и грянул оземь Иван-царевич и обернулся… Марьей-Искусницей»). За пять лет мужик был полностью преображен и перелопачен: лицо, тело, кожный покров. Лицо ему сотворила Май… и препараты, конечно. Легкая татуировка на бровях, глазах, губах… Ни единого волоска на теле – правда, парнишка был белобрысым. Я не медик, не знаю принцип работы этих гормональных препаратов, но – смотришь и глазам не веришь! А под занавес, взяв с меня «честное слово о неразглашении», Май показала главный документ…

Каким он был мужчиной, тот пацан, – не знаю, фотографии «до» не было; я увидела гладкое место и затем ряд последовательных преображений: в течение двух лет парень прошел кучу пластических операций. Наконец, на последней фотографии красовалось нечто похожее на девчоночий пипс: небольшая овальная возвышенность и кнопка посередине – клитор (мой айпад немедленно выдает: «Клинтон»). Самые интимные эти фотографии оказались в компьютере у Май потому, что лазером она убирала волосы вокруг бывшего пениса. Это тоже надо документировать.

– В результате, – сказала Май, – из пены морской вышла такая вот Мэрилин Монро. Помнишь, как в том фильме, «Некоторые любят погорячее»? «Но я – мужчина!..» – «У каждого свои недостатки!» Хотя для этого нужны деньги, время и страстное желание все претерпеть, – подытожила она.

– И он… она счастлива после всех этих мучений? – поинтересовалась я.

– Не поверишь, – вздохнула Май. – Дважды пыталась покончить с собой. Резала вены: несчастная любовь. Я лазером убирала шрамы на руках. – И она принялась листать фотографии «после»…

А я сидела и думала о другом человечке, о его-ее трагической тайне.

Лет десять назад у нас в салоне работала на фронт-деске милая китаянка Лили. То есть звали ее, конечно, Ли-плюс-еще-десять-слогов, но мы сократили для простоты, и это коротенькое ласковое имя очень ей шло. По воскресеньям у нас не слишком людно, и мы с ней трепались, пили кофе с моим печеньем. Много смеялись: была в ней такая симпатичная легкость.

Обычно все наши девочки в свободное время просили друг друга что-нибудь сделать – ноги, бикини, брови-усики. Профессиональная этика: своим отказывать не принято. Лили никогда ни о чем не просила, как бы и не нуждаясь ни в чем: грациозная, тоненькая, руки красивые… ну, очень женственная она была, наша Лили. Только на лице многовато пудры. Однажды, ожидая клиента, я стояла рядом с ней на фронт-деске; был солнечный день, и когда она повернулась в профиль к окну, я вдруг заметила у нее довольно явственный кадык. Протянула руку, легонько дотронулась: «У тебя кадык, как у мальчика». «А я и есть мальчик», – отозвалась она, доверчиво улыбаясь.

Видимо, на моем лице отразилось некоторое замешательство, или слишком резко я руку отдернула, но Лили не обиделась; усмехнулась и стала рассказывать свою жизнь.

Она родилась мальчиком, но с детства – и физически, и психологически – ощущала себя девочкой: играла в куклы, сторонилась мальчишек. А росла Лили не в Норвегии или Швеции; у китайцев многие годы детьми считались только мальчики, девочек сплошь и рядом выносили и оставляли на обочине дороги. Сначала в семье над ней смеялись, потом издевались. Когда подросла, стали наказывать…

Когда родители поняли, насколько это серьезно, ее просто выгнали из дома, в чем стояла. Денег не было; говорит, голодала, «делала все» – и я не могу представить, что именно, даже подключив всю свою фантазию. Накопила деньги только на грудь и сделала ее уже в Штатах, куда перебралась лет десять назад – в то время эмигрировать было легче. Не знаю, принимала ли гормоны, лекарства ведь тоже стоят немало, лицо, видимо, брила, потому и такой слой пудры. Но природа действительно создала ее очень женственной, поэтому больших усилий внешнее превращение не стоило. Конечно, она мечтала довести все до конца: то есть убрать пенис и полностью воплотиться в женщину. Но понимала, что таких денег ей не собрать. А вот сексуальная ее жизнь была весьма наполненной. Успех у мужчин ошеломительный, причем не только среди гомосексуалов, в основном среди нормальных мужиков, которых привлекала именно такая вот двойная клубничка. Я, конечно, проявила жгучее техническое любопытство: как да что? Она рассмеялась: «Я ж не до конца женщина» – и вильнула своей очаровательной попкой.

Проработала она у нас чуть больше года, платили ей немного, денег на осуществление мечты наскрести не удавалось. Тогда она уехала в Сан-Франциско – там великая китайская стена.

С полгода еще Лили мне звонила, очень скучала по моим пирогам. Не уточняла, чем занимается. «На жизнь хватает». «А на “это”?» – спрашивала я, и она грустно смеялась. Она так не любила свое мужское начало, что даже называть ненавистную часть тела отказывалась. Говорила: «это».

Сейчас вот вспомнила: однажды на работе устроили парти, мы с Лили опрокинули по рюмашке и вышли покурить. Я рассказывала ей какие-то истории из своей юности, о чем могла говорить без слез, что-то про тепловые аэростаты, про парашюты… Она ахала, улыбалась, закидывала голову, отчего становился заметным мальчиковый кадычок… И вдруг подалась ко мне, обняла и говорит: «Какая ты счастливая!» Я замешкалась, подыскивая ответ, но она меня опередила: «А я – только в одежде. Когда же раздеваюсь и смотрю на себя в зеркало… страшно делается: кто я?»

Не знаю, что с ней сейчас, с Лили, где она, кто она. Надеюсь только, что жива…

* * *

…Завтра у нас День Любви. Именно так, с большой буквы. Потому и тороплюсь тебе ответить, ибо с головой уйду в ее источник. Это время у нас на работе всегда – страда горячая: руки устанут драть, глаза – видеть. За неделю с полсотни клиенток набежит, сексуальный маньяк отдыхает. Все порносайты, кипящие в интернете, для меня – как «Спокойной ночи, малыши!».

Знаешь, как отмечают американцы этот интимный праздник? Они парами приходят в такие салоны, как наш, и, переодетые в махровые халаты, держась за руки и глядя друг на друга влажными глазами, переходят от процедуры к процедуре, допуская нас к своим драгоценным телам.