Что это было?

Медленно я вновь вытянула перед собой фонарь. Рядом со мной у стены стоял столик с зеркалом, похожий на туалетный столик, в центре которого стоял фонарь. Я взяла его, и на его место поставила фонарь, с которым пришла. Тут же весь подвал осветился тусклым светом.

Напротив моего фонаря на стене висело еще одно зеркало, отражающее свет, а напротив него еще одно. И так до дальнего угла архива. От зеркала к зеркалу комната освещалась лишь одним фонарем.

Я одновременно была очарована и потрясена, но, к сожалению, это необыкновенное открытие не избавило меня от гнетущего чувства, которое я испытывала в этих стенах.

Здесь был легкий сквозняк, но воздух был настолько сухим, что в скором времени мне стало трудно глотать.

Я оставила фонарь на столе и медленно прошла дальше по комнате. Шкафы стояли вплотную в длинных коридорах, и все они были помечены металлическими табличками.

Шкаф для газет был ближе к концу. Открыв его, я нашла несколько ящиков, по одному для каждого газетного издательства. Я поспешила найти нужные ящики, чтобы сложить в стопку бумаги и снова закрыть шкаф.

Я испуганно вздрогнула, заметив уголком глаза какое-то движение, отпрянула назад и наткнулась спиной на один из шкафов, в котором что-то громко задребезжало. Мое сердце так сильно билось о ребра, что мне стало больно. Но прошло всего мгновение, прежде чем я поняла, что испугалась собственного отражения, призрачно мерцающего в зеркале.

Отсюда нужно уходить. И быстро. Торопливыми шагами я побежала в коридор обратно к своему фонарю, который освещал мне путь к лестнице. Неуклюже я взяла его со стола, и тут же позади меня все снова погрузилось в темноту.

Противные мурашки бежали по всему телу, а я бежала вверх по ступенькам лестницы так быстро, как позволяла моя юбка, стараясь не думать о тенях снизу, которые, казалось, тянулись ко мне.

Оказавшись на верху лестницы, я слишком быстро захлопнула за собой дверь и прислонилась к ней спиной, чтобы отдышаться. Этот архив оказался самым жутким местом из тех, в которых я когда-либо бывала, и я не могла поверить, что мне придется возвращаться туда каждый день.

Я сделала глубокий вдох, разжала скрюченные вокруг фонаря пальцы и, наконец, задула в нем свечу. Предутреннее солнце светило сквозь высокие окна на каменный пол, прогоняя мурашки с моих рук.

Вся блузка была в черных пятнах от краски. Прекрасно.

* * *

Несколько часов я сидела, распаковывая коробки с новыми выпусками и делая для каждой книги запись в реестре, которая включала название, автора, тему, дату выпуска, издательство и информацию о повторном заказе.

Когда Биг-Бен пробил одиннадцать часов, я уже чувствовала себя разбитой, при этом обнаружив бесчисленное количество книг, которые я даже не распаковала.

– Что делали до меня двадцать четыре человека? Просто били баклуши? Невозможно, чтобы столько всего лежало неразобранным, и никого это не беспокоило.

Все пальцы были в чернилах, рукава заляпаны, прядь волос прилипла к вспотевшей шее. У меня заболела спина, и я решила закончить позже, а пока рассортировать возвращенные книги.

У кафедры я встретила одного Оскара, осмотрелась и расспросила. Коди вернется завтра, оказалось, что они работают вдвоем только по понедельникам и пятницам.

Я благодарно улыбнулась ему, на что он смущенно опустил глаза, и, чтобы не смущать его дальше, я молча начала разбирать книги. Сегодня у меня получалось быстрее, чем вчера, и, когда начался обеденный перерыв, я уже почти закончила. Возможно, дело было и в том, что со вчерашнего дня накопилось не так уж много.

Я помогла Оскару выдать книги, спрашивала имена, записывала название книг, и вдруг я услышала имя, которое мне было так знакомо, как будто было моим собственным.

– Генри Крамб, – сказал мужчина передо мной, на которого я посмотрела, только когда взяла у него книгу, и из меня вырвался слегка истеричный визг.

– Генри! – воскликнула я так громко и скорее всего бросилась бы на шею брату. Но мы были не одни, мне нужно было работать, и между нами была кафедра.

– Когда у тебя перерыв? – быстро поинтересовался он, и я с трудом отвела от него взгляд, чтобы поискать в ящике К его имя.

– В половине двенадцатого, – ответила я, и Генри засмеялся.

– Получается, пять минут назад, – откликнулся он, и я взглянула на часы, которые висели под потолком, как на вокзале.

– Ох да, – произнесла я, и позади меня фыркнул Оскар.

– Запишите эту книгу и идите. Я справлюсь один, – угрюмо сказал он, но в его голосе не было пренебрежительного оттенка.

Я вытащила читательский билет Генри, записала книгу и положила ее обратно.

– Спасибо, – шепнула я Оскару и могла бы поклясться, что увидела, как на его щеках блеснул румянец.

Торопливо я побежала наверх, чтобы забрать свое пальто, а потом направилась к Генри, который предложил мне руку.

– Тетя Лиллиан написала мне, что ты здесь. Это невероятно. Я думал, она что-то напутала, когда прочитал, что ты работаешь в библиотеке, – сообщил мне Генри, пока мы спускались по ступенькам на улицу и пошли по мощеной дорожке.

С тех пор как Генри начал изучать юриспруденцию в Лондоне, я встречалась с ним только по праздникам и на дне рождения матери. И поскольку у него всегда было много дел, его письма со временем становились все короче.

Я посмотрела на него со стороны и с удивлением отметила в нем некоторые изменения. Его темно-русые волосы теперь были немного длиннее, бакенбарды исчезли, и усы, которые я всегда находила нелепыми, тоже.

– Скажем так, я не знала, на что иду, когда дядя Альфред и мой отец уговаривали меня. Но мама пригрозила, что я буду обручена в скором времени с мистером Михелсом, если не спущусь с чердака, – пошутила я, хотя это не было даже и вполовину шуткой. Генри засмеялся, но его взгляд оставался серьезным.

– Мистер Михелс, серьезно? – скептически спросил он и поднял брови. – Он ковыряется в носу, когда думает, что на него никто не смотрит, – повторил мои слова Генри, и теперь мне пришлось по-настоящему рассмеяться. – Ты хочешь есть? – поинтересовался он, и я рьяно кивнула. Я была голодна как волк.

Генри привел меня в университетский кафетерий, который в прошлом веке был оранжереей. Поскольку снаружи было пасмурно, зал освещался теплым светом фонарей, создавая домашнюю атмосферу, несмотря на размеры. Запах печеной картошки висел в воздухе, и у меня потекли слюнки еще до того, как мы успели взять сытный обед, чай и два куска пирога.

– И? Как тебе роль помощницы библиотекаря? – спросил Генри, когда мы сели за один из бесконечных столиков, в его голосе слышалось сомнение, и я шумно вздохнула. Но по крайне мере, я была не против быть с ним честной.

Генри понимал меня. Он всегда понимал меня, и я в первую очередь обращалась к нему со всеми проблемами с тех пор, как мы были детьми. Он был рассудительным, веселым и кротким человеком, который всегда относился ко мне серьезно и на которого я могла полностью положиться. Так же, как и он на меня.