Сонечка вернулась в огромный универсальный магазин в самом центре бостонского даун-тауна и прикупила себе еще и спортивный костюм. За десять долларов.

Хотя, конечно, не все распродажи одинаково копеечны. Ну, так это смотря что и для чего покупать!

Временами Сонечка испытывала приступы бессонницы.

Если Валера слышал, что Соня не спит, – а звукопроводимость «среднедоходной» американской индивидуальной недвижимости, возведенной по каркасной технологии, потрясающая, – он считал своим долгом развлекать гостью. Он приглашал Соню в гостиную для просмотра фильма и прослушивания музыки. Особенно идиотским становилось ее положение, когда гостеприимный хозяин засыпал, спустя пять минут после старта диска.

Соня в такие дни выскальзывала из дому часов в пять утра, доведя до совершенства разработанную еще в ранней юности методу бесшумных сборов, и бродила по городу. Она не выбирала маршруты, сверяясь с топографической картой местности, – не в пустыне ведь. Если часам к восьми она оказывалась у какой-нибудь станции трамвая-метро, то к месту службы не опаздывала. Впрочем, режим у нее был достаточно вольный, так что опасения на предмет КРУ[16]отсутствовали.

Стороннему наблюдателю – вздумай кто за Соней следить – ее передвижения показались бы хаотичными. Но такова была ее система познания. И не только местности. Соня могла долго идти пешком, рассматривая все вокруг. Затем проехать одну-две остановки. Или больше. Выйти на совершенно незнакомой станции. Побрести в неведомую сторону. Вернуться. Или очутиться на следующей. Бостон куда как камернее Москвы, Нью-Йорка или Лондона. Кроме случая недоброжелательного к ней отношения афроамериканцев из Квинси, добропорядочная столица Новой Англии ни разу не подвела Соню. Курящие и некурящие прохожие были донельзя дружелюбны. Упитанные продавцы круглосуточных магазинов – разговорчивы и любезны. Непонятно куда рулящие в семь a.m. в японских внедорожниках старушки безрассудно останавливались возле праздношатающейся Сони и не только рассказывали, куда и как пройти, но и успевали выяснить, откуда она и из «чьих будет». Довольно часто в утреннем трамвае Бруклайна Соня встречала пассажиров с русско-английскими разговорниками и даже познакомилась с той самой львовянкой. Трамвай резко дернулся, и уснувшая было девица, стукнувшись лбом о поручень, сказала родное каждому носителю русского языка короткое словосочетание «про твою маму». Соня, радостно помахав рукой, воскликнула от переполнивших ее патриотизма и гордости за великий, могучий и емкий:

– Привет! – Хотя чего-чего, а вот панибратства добрый, но несколько чопорный Бостон не приемлет. Однако девушка в ответ засияла, как новенький медный таз, и они даже выпили вместе кофе в каком-то заведении. Естественно, курить там было нельзя, и девушки хохотали на улице под сигарету, вызывая своей громкой русской речью лучезарные улыбки у множества понимающих нашу дурь прохожих.

Соня привыкла к запахам и звукам. Пила дешевый скверный кофе под дорогущие американские сигареты (четыре доллара пачка!). Полюбила сидеть на Парк-стрит. Утренний Бостон был неизменно свеж и радостен, как и любой утренний город.

Ей нравилось наблюдать, как город постепенно заполняется людьми. Улицы – машинами. Лавки – посетителями. Конторы – суетой. А бостонские мостовые – окурками. Нигде и никогда прежде Соня не встречала такого огромного количества курящих на ходу. Обоих полов.

Сонечке нравились красивые мужчины даун-тауна и студенты безумных расцветок и фасонов. Добродушные толстушки и нервные жилистые мексиканцы. Плоские бесцветные девицы в очках и мускулистотрехмерные темнокожие тетушки, двигающиеся как кошки. Младенцы в шапочках и носочках на голые ножки, закутанные лишь в памперс на руках у дюжего папаши в куртке-аляске и теплых шерстяных брюках.

Соня наблюдала за жизнью одного из крупнейших городов Америки. И чем больше она за ней наблюдала, тем яснее становилось, что Бостон – такой же ее город, как Одесса, Питер, Москва, Казань и множество других городов иного континента.

У Сонечки всегда с собой были кофе, сигареты, блокнот и карандаш. А чего еще надо человеку для счастья? Телефонная карточка и немного светлой грусти. Ах да! И возможность обналичить чек.

За это Соня была готова простить американцам странный синтетический запах в лавках, хлеб из прессованной ваты и прочий бесконечный кошмарный фаст-фуд. Не за обналиченный чек. За отсутствие очередей. Вернее, за уважение личного пространства каждого каждым в каждой очереди. Будь то длиннющий хвост в музей, аквариум или небольшая группа товарищей на подходах к окошку операциониста. Никто не прижимается к тебе так, как будто хочет тебя познать немедля во все отверстия. Никто не дышит тебе прямо в лицо и не орошает слюной, извергаемой из пасти с оргазменным воплем: «Кто последний?!» Никто не тыкает тебя тележкой в зад и не потрясает малолетним отпрыском как самым убийственным контрольным аргументом в голову. Никто не опаздывает на работу, на автобус, на Судный день или к дантисту за вставной челюстью. Даже в трамвае-метро слышатся бесконечные excuse’me, что означает вовсе не «извините», а как раз «позвольте».

«Давно ли в час пик в родном метрополитене мне говорили: „позвольте“ и улыбались? Если же кто на массачусетских просторах и толкался, запрыгивал за бархатные канатики и выбивал степ на ботинках соседа, о том американцы, добродушно пожав плечами, отзывались: Russian. Бостон – город воспитанный. И в этом, пожалуй, его отличие от моих городов – Одессы, Питера, Москвы, Казани и множества других». Так размышляла Соня во время своих бесцельных шатаний по городу.

Однажды похождения занесли Соню на знакомую подземную станцию. Чуть ли не напевая от беспричинно-прекрасного настроения, она сбежала по лестничному пролету неглубоко под землю и… увидала огромную толпу тесно прижатых друг к другу людей. Узри девушка подобное в отечестве на московской кольцевой линии в час пик, она бы ничуть не удивилась. Но тут первое, что пришло Соне в голову, – «террористический акт»! Удивило даже не столько количество народу, сколько качество плотности упаковки. Пока она размышляла, ее всосало в толпу. Природное любопытство вкупе с невозможностью не дернуться даже микрон в пространстве взяли верх. Соня стала оглядываться. Людское море было подавляющим… точнее – абсолютно женским. Все так же негромко и улыбчиво, хотя и нехарактерно тесно, Соня и толпа женщин, точнее, молодых девиц, вибрировали с небольшой амплитудой еще минут пять.

И вдруг… Толпа бешено загудела, завизжала и понеслась. Естественно, вместе с нею, с Соней.

Вместе с лавиной девиц Соню несло неведомо куда. Все они были явно счастливы. Плотно зажатую между двумя фактурными тетушками сложно определяемого возраста, ее внесло в широкий проем подземного магазина и ослепило. Перед нею расстилалась бескрайняя белая равнина, по которой метались девушки, женщины, дамы и тетки всевозможных фактур, хаотично сметающих с вешалок и стоек… свадебные платья. С торжествующим криком Соню добродушно отшвырнули на сияющего, как новый серебряный доллар, охранника и рванули, к чему осталось, а также с твердым намерением отобрать добычу у тех, кто быстрее, но слабее.