Хансен что-то крикнул артиллерийскому офицеру на своем фризском языке, и тот метнулся к орудиям.

— Вижу справа по борту факел на двухмачтовом бриге! — доложил марсовый.

— Значит, один корабль уже в наших руках, — откликнулся полковник, берясь за подзорную трубу.

— Мои бомбардиры предупреждены, — поспешил заверить Гяура капитан фрегата.

В ту же минуту на одном из кораблей испанцев ожили бортовые орудия. Ядро снесло часть парусной оснастки на первой носовой мачте «Кондора». Но фрегат ответил таким мощным залпом, что испанцы почти прекратили огонь, и команда поспешила оставить загоревшийся корабль.

— Только бы теперь твои казаки не разнесли нас в клочья! — успел прокричать Хансен, когда залп батареи с мыса ударил по западному причалу, но при этом ядро, уже свое, вновь повредило парусную оснастку.

— В любом случае, это похоже на настоящее сражение. Вам не кажется, гнев Перуна? — оживился Гяур.

Вид того, что происходило сейчас в порту и на берегу, вселял в него не страх, а воинственность. Этот человек был рожден для сражений. Смерть в бою воспринималась им с такой же неотвратимостью, как и победа.

— Мне все же кажется, что настоящее сражение ждет нас в кварталах этого города, — озабоченно предупредил его капитан. — Впрочем, нам еще только предстоит полностью овладеть портом и припортовыми кабачками.

— Так сообщите команде, что после взятия города все припортовые кабачки будут отданы ей для отведения истосковавшихся душ.

— А что, — рассудительно согласился капитан, — иногда обещание отдать добытый войсками город суток на трое «на волю победителей» действует на солдат значительно призывнее, чем самые возвышенные патриотические призывы. В свое время я успел побывать солдатом, и хорошо знаю это.

Коронный Карлик так и не заметил, какой знак подала королева кому-то из своих слуг, и подавала ли вообще. Он только вдруг услышал, как резко распахнулась дверь. В следующее мгновение его оторвали от земли и швырнули в проем. Там подхватили и швырнули в другую дверь, которую им же и открыли.

Это работали норманны. Они швыряли его, как пираты-висельники — игральную кость. Они пробовали его позвоночник о ребра массивного дубового стола; плечами его испытывали на ветхость массивные каменные стены…

К счастью, это продолжалось недолго. К ногам королевы Коронного Карлика швырнули в том состоянии, когда он еще способен был осознавать, где он, что с ним происходит и перед кем — хотя и на коленях — стоит, с кем разговаривает.

— Ты, славянская плесень, — накрутил его волосы себе на пальцы норманн, что задержался рядом с ним дольше остальных троих. — Сейчас ты будешь отвечать на каждый вопрос, который тебе зададут. — Продолжая накручивать волосы, он в то же время врезался кулаком в темя и вгонял голову Вуйцеховского в плечи с такой буйволиной силой, что в какую-то минуту варшавский гном ощутил, как у него захрустели шейные позвонки.

— Буду отвечать, буду! — взмолился он, поняв, что его уже не пугают, а медленно и верно загоняют в иной мир.

— Оставь его, — наконец пробился до сознания Коронного Карлика все тот же властный голос Марии де Гонзаги.

Норманн послушно ослабил кулак, с силой вырвал пальцы из пропитанных потом и кровью волос и прогромыхал сапогами, удаляясь на свое место за дверью.

«Надо бы прибрать этого варяга к рукам, — с душевным стоном в груди пережевывал остатки своих мыслей Коронный Карлик, оседая на пол и чувствуя, что вновь поставить его на ноги не сумеет даже этот осатаневший норманн. — Он мне еще может пригодиться. Никак, его специально обучали искусству допроса. Интересно, кто и с какой целью? Обычный воин не сделает всего этого столь изысканно. Выживу — обязательно займусь им. Однако сначала нужно, во что бы то ни стало, выжить».

— Итак, мы остановились на светлом образе трансильванского князя Стефана Ракоци, — напомнила ему королева, все еще предпочитавшая не открывать ни своего лица, ни титула. — Какие черты ты способен добавить к нему?

— К Стефану Ракоци — никаких. К ситуации в пределах Речи Посполитой — пожалуйста. Здесь столько дегтя, столько черт и чертей…

— Тебе известно что-либо такое, чего не знают король и его ближайшее окружение?

— Король многого не знает, поскольку все чаще отчуждается от земного, чтобы задумываться о вечном.

— Общие слова, — процедила венценосная француженка. — Что еще?

— Слишком смутные времена приближаются. Вот-вот запылает Украина. Крымский хан гуляет чуть ли не под стенами Люблина. Как только дойдет до престолонаследия, раздоры между шляхетскими родами усилятся.

— Все это мне тоже известно, — сурово жала на него Мария де Гонзага.

— Проще будет, если вы попытаетесь прояснить свой интерес к грядущим событиям, — попытался подсказать ей тайный советник. — Что именно вас интересует?

— Чем руководствуются сенаторы и те шляхтичи, которые готовы броситься в ноги Ракоци?

Коронный Карлик с трудом отжался левой рукой от пола, встал на колени и повертел головой, пытаясь окончательно прийти в себя.

«Здорово же они помяли меня, твари норманнские, — проскрипел он зубами. — Ничего, лишь бы выбраться отсюда…».

— Они считают, что настало время, когда Польше снова нужен король-полководец. А Ракоци достаточно повоевал для того, чтобы знать, как вести себя на поле боя во главе армии.

— Ян-Казимир тоже воевал.

— Обычным офицером.

«Он прав, — признала Мария де Гонзага. — Сейчас, как никогда, Польше нужен полководец».

— Если вспыхнет война с казаками, а тем более — с турками и крымской ордой, Речи Посполитой… — тайный советник с болью разогнул спину и с трудом, но все же поднялся на ноги. «Что ни говори, а стоя на своих двоих, чувствуешь себя увереннее». — …Так вот, Речи Посполитой тут же понадобятся воины, много воинов. И хотя бы один надежный союзник, который бы способен был заменить ослабевшую в многолетней войне, растерзанную Францию.

— Ничего, Франция не из тех стран, которую можно заставить склонить перед кем-то голову, — процедила Мария-Людовика де Гонзага. — Она еще воспрянет во всей своей имперской мощи.

— Когда-то в будущем, несомненно, воспрянет, — согласился Коронный Карлик. — Но… всякому сенатору понятно, что в будущем. А тем временем уже сегодня многие аристократы задаются вопросом: кто способен предстать перед поляками в роли надежного, воинственного союзника? Не когда-нибудь в будущем, а… завтра? Тут-то сенаторы и полководцы нашей страны неминуемо приходят к выводу: только князь Ракоци способен привести в Польшу хоть какое-то войско, то есть несколько полков своих трансильванцев, имеющих, кстати, горький опыт войны с турками. Только он способен подарить Польше хоть какого-то союзника — Трансильванию.

— С этим трудно не согласиться. Что еще? — нервно теребила платочек королева. Коронный Карлик понимал: ей важно знать абсолютно все доводы сторонников Ракоци. — О чем они говорят вне сейма? Не молчите, Вуйцеховский, не молчите, иначе за вас вновь примутся эти варяги.