Когда очередь подходила к очень толстым книгам, - ясно, не осилят, - она вызывала к доске меня, точно уже ознакомившуюся, и просила рассказать о прочитанном всему классу, пока она пойдёт за журналом, а класс успеет за мной записать. И обрела я свой первый опыт больших публичных выступлений.

Ныне, трудясь в прямом эфире радио, я каждый день благодарю милую Чайку за мою

детскую лекционную деятельность. Представьте, куда она меня бросала: соклассники,

мои ровесники, должны были каждый раз прощать мне моё существование в означенных

формах. А я должна была каждый раз доказывать им, что мой пересказ, например, "Войны

и мира" можно использовать в любой практике: писать сочинения, отвечать у доски, просто болтать о нравах и временах.

Теперь я взрослая. Слушатели радио вынуждены каждый день прощать мне то же самое.

И всё шло хорошо до вот этих, ныне описываемых событий, когда началось восстание чего-то вдруг не простивших масс.

Доносы посыпались, аки сухой горох. Личная жизнь и нравы автора и ведущей

духовно-нравственных передач. Треск и рокот. Представители угрожают руководству:

если меня, форменное исчадие, не уберут из эфира, они напишут выше, в Патриархию, бороться-то надо! Перешёптывания в редакции. Взгляды искоса. Наконец - первая кровь: понижение зарплаты. Точнее, так: всем повысили, мне оставили прежнюю. После первого акта диффамации накал чуточку снизился. Представители на неделю ослабили эпистолярный узел; наверное, побежали за новой пачкой бумаги.

Сейчас открою вам тайну, которую храню про себя уже более тридцати лет. Никому не говорила. Заветное.

Однажды я пришла в провинциальный Дом пионеров и представилась корреспондентом: надо взять передовое интервью. Работница Дома, не удивившись, дала мне адрес отменной, знаменитой на всю область двенадцатилетней пионерки по фамилии

Новрузова, и я на электричке, сама, не спросясь у бабушки, поехала в глухой лес.

Найдя прекрасную пионерку, я, тоже двенадцатилетняя, неслыханно озадачилась: моя ровесница - на голову короче меня. Мы гуляли по дивноароматному лесу, прожужженному сказочными шмелями. Моя собеседница за три часа ни разу не отклонилась от сакраментального: "Очень люблю пионерию и делать добрые дела".

Она была малюсенькая. Всё вздрагивала: поднимет огромные глаза, ужаснётся, какая длинная корреспондентка пожаловала, и сильнее втягивает голову в плечи.

Мне удалось не повредить её всерайонной славе: материал не был написан. Собственно, и не мог он быть ни написан, ни опубликован, поскольку никакая газета меня туда не посылала, а роль себе я выдумала сама. Истинно было одно:

состоялся мой первый опыт ни с того ни с сего взяться за человека и поговорить с

ним с целью обнародования результатов беседы, то есть классический опыт интервью.

Зачем? Почему меня понесло в лес к пионерке? Я даже мечтать не могла, что когда-нибудь хотя бы одной из моих профессий станет журналистика: я была тяжело больна и мне

оставалось недолго. Врачи последовательно выставляли всё новые запреты, особенно на высшее образование, замужество, детей, - на все виды напряжения. Мне следовало ходить по струнке, едва дыша, и молчать.

Сейчас я постигла объём чуда, совершённого для меня маленькой пионеркой. Она со

мной поговорила! Она, жестоко страдая от неловкости, всё же побродила со мной по лесу. Она поверила мне!

Смотрите: ведь приговор медиков меня не устраивал. Может, и поехала я в лес мистифицировать пионерку с одной лишь корыстной целью - выжить? Прикинуться

большой, здоровой, вполне себе напрягающейся на самой горячей работе, выпрыгнуть из кожи, только выжить! Да, скорее, так и было. А славная девочка мне помогла. Девочка, если ты меня слышишь, прости за визит и спасибо за веру.

Да, в юности мы все модернисты, абсолютные пожизненные заключённые. Теперь я

взрослая, поскольку выжила; болезнь, от которой меня бесславно лечили в детстве-отрочестве

правильные медики, была изгнана моими неправильными выдумками, диким рывком воли, приказом гнать поперёк, наперекор. Я сделала всё, что запрещали делать врачи. Спасибо, Господи.

Надеюсь, вы поняли, что при всей моей иронии журналистика, и особенно интервью, для меня дело серьёзное.

Сегодня пришёл новый опус от представителей. На простой бумаге наконец. Бюрократические рюшечки номеров и штемпелей отброшены. Прочь. На сей раз всё честно, мне лично: уйдите с нашей любимой радиостанции. Вы отравляете, вы искажаете, вы, вы, вы… И вдруг: ты, девка! Уйди! А то я приеду и расправлюсь, и нас таких много. Мы матери, у нас дети, мы постоим за честь женщин, стариков, священнослужителей, за русский народ… Все прежние депеши были на бланках учреждений. Эта же источала дым и пар домашнего приготовления.

Так-так. У попа была собака…

Главный редактор перестал убеждать меня в перемелется - мука будет. Он понял, что перемелют, скорее, меня. Что-то новенькое.

Не потерпев - не спасёшься. Дракой прав не будешь. Не тычь пальцем, наткнёшься. Бояться волков - быть без грибов

Магиандру жилось в принципе лучше, нежели его родителям: он был уверен в тварности человека. Кроме как юностью, уверенность окормлялась эмоциями, получаемыми в храме. Там он был один, и всё было для него, и всё говорило ему, лично. Внутри он растворялся, будто впитывался в лики, стены, музыку. Детскую веру его крепко держала эстетика. Роскошь православного богослужения, длительного, пышного и самого прекрасного на Земле, погружала юношу в невыразимое состояние. Душа чуть уходила от тела, омывалась великим светом и послушно возвращалась на место. Магиандр жил в радости.

Отец его, понятно, не ходил туда, а мать очень редко. Она по-тихому, дома, в своём углу, помаливалась ради проформы, свято веря, что ходить-то никуда и не надобно, Бог услышит, Он вездесущий. Перекладывать на других было её свойством.

Магиандр привык, что разговаривать о Боге с матерью трудно, а с отцом невозможно.

Отец просто вспыхивал и выкидывал коронный номер: "А кто создал Бога? Объясни!",

а мать начинала суеверно покрываться мелкими крестиками, так торопясь очиститься от темы, будто любое упоминание - всуе.

Так было раньше, до 18 февраля 2006 года. Настали, спасибо министру, новые времена. Мать швыряется кипящими кастрюльками; отец прогуливает лекции, целыми днями пропадая неизвестно где, жить в доме невыносимо интересно. И всё из-за одной малюсенькой новостишки, что новосибирские учёные чуть ли не приборами, междисциплинарно, солидно доказали: Бог есть. И, как порядочные люди, подали доклад наверх.

Утешаясь, Магиандр уходил в Интернет и задавал бессмысленные поисковые запросы. Почём фунт лиха. Есть ли жизнь на Марсе. Куда идёт король. Зачем вы, девочки,