дом. Времена, когда она могла ускользнуть через окно, давно прошли: ее тело стало слишком большим для маленьких круглых окошек человеческих жилищ. Так что она была заперта здесь – как в клетке. Но не беспомощна… Она могла бы все это прекратить.

Раньше она никогда не думала о том, чтобы убить себя. Она знала, что другие люди так делают – когда не могут больше держаться. Но ей самой этого не хотелось, даже в самые тяжелые дни. Да и сейчас она не желала именно смерти – ей просто хотелось хоть как-то лишить Тувенега и его хозяев забавы, не позволить им превратить себя в игрушку!

Она сомневалась недолго и все же отказалась от этой идеи. Причиной был не страх – своего будущего Рива боялась больше, чем смерти. Ее сдерживало скорее чувство вины. Если она исчезнет, исчезнет вся память о ее родителях – и многое другое. Она посвятила свою жизнь изучению всего, что связано с Татененом. Она знала о нем больше, чем все остальные жители сообщества вместе взятые. Она еще могла бы убить себя, но она не имела права просто уничтожить эти знания!

Значит, оставался только один путь: выдержать унижения, выпавшие на ее долю, с возможным достоинством. Стерпеть все без слез и криков… если получится. Отдать им только то, что они могут забрать, и не больше. Рива должна была пережить эту ночь, а потом… Возможно, она не забеременеет и ей удастся сбежать. Но даже если станет совсем трудно, она успеет передать свои знания кому-то другому, а потом только уведет из этого мира и себя, и нерожденное дитя.

Пока же ей нужно было сосредоточиться на выживании. Рива старалась отвлечься, как могла, чтобы ожидание неизбежного не превратилось в пытку. Она подогрела немного воды, развела в ней травяной настой и омыла кожу от пыли, пронизывавшей все улицы. Вытираясь, она еще раз осмотрела свое тело. Нет, настоящей женщиной ее пока назвать нельзя… Она была худой и угловатой, ее фигура округлилась не до конца, груди были совсем скромными, талия такой узкой, что, кажется, любой из воинов ее рукой переломить мог!

Девушки, уже прошедшие первую ночь, предупреждали Риву, что это будет очень больно. Даже с тем партнером, которого они выбирали сами, а уж если кого-то из них желали получить охранники… Просто ужасно! Говорят, они грубые, грязные, воняют, им плевать, сделают они больно или нет… И это с теми девушками, которых они совсем не знают! А Риву они могут знать. Интересно, как был избран партнер для нее? Его назначил Тувенег – или этот охранник сам попросил отдать ее ему? Тувенег сказал, что это уважаемый воин, что-то там сделавший для города… Такому могли преподнести подарок, дать ту девицу, которую он захочет. И вряд ли он случайно предпочел именно Риву, ведь самой большой красавицей Триинсте она не была.

Стараясь не думать об этом, Рива натянула длинное светло-серое платье, завязала на ногах сандалии. Она не надевала украшений, не заплетала волосы, не наносила краску на лицо. Она не собиралась делать себя подарком для своего мучителя. Она готовилась пройти через это, как через пытку, и не более.

В назначенное время стражники постучали в ее дверь. Рива старалась игнорировать их довольные ухмылки и многозначительные взгляды, она вышла на улицу с гордо поднятой головой. Люди, живущие в соседних домах, наверняка знали, к чему ее приговорили. Рива хотела показать им, что она не сломлена.

Она не пыталась сбежать, но охранники все равно следовали за ней по пятам. Они то ли не доверяли ей, то ли хотели насладиться властью над ней до последнего. Однако войти в общий дом они не решились, и это могло указывать, что они боятся того, кому она досталась. Риве это ничего хорошего не сулило.

В общем доме не было окон, только небольшой коридор и один-единственный зал. Да и понятно, почему: чаще всего этот дом использовали для зачатия ребенка парами, которые не живут вместе, и, иногда, родов. В обоих случаях наблюдатели были не нужны. А для Ривы это означало еще и то, что она не сможет сбежать.

Она думала, что увидит своего будущего мучителя сразу, но, когда она вошла, в комнате было пусто. Здесь было чисто и пахло свежими травами, брошенными на пол – скорее всего, в тех местах, где не удалось отмыть кровь после деторождения. В центре зала располагалась большая спальная плита, застеленная плетеными одеялами. Рива опустилась на нее, ожидая назначенного ей партнера. Ей почему-то было холодно – хотя она могла поклясться, что воздух вокруг нее горячий. Тело оставалось напряженным, хотелось плакать, но она сдерживалась из последних сил.

Я – госпожа. Я – дочь своего отца. Ни отец мой, ни мать не плакали перед лицом смерти. Я тоже не заплачу.

Долго ей ждать не пришлось. Очень скоро ее чуткий слух уловил, как открывается дверь, как кто-то проходит коридор. Он отвел в сторону полог, закрывавший путь, и вошел в комнату.

Она никогда прежде не видела этого воина, да и не хотела бы видеть – Рива успела возненавидеть его до того, как узнала. Он был старше ее, намного старше, пожалуй, в два раза. Но если учитывать, что сама Рива лишь недавно перестала быть ребенком, нельзя было назвать этого мужчину стариком. И все же его волосы оказались пепельно-серыми, она еще никогда не видела молодых с седыми волосами. Его кожа была темной и обветренной, а значит, он не просто охранял город, он выполнял задания холини за его пределами. Понятно, как он заслужил их благосклонность и получил живую награду.

Рива поднялась ему навстречу, и стало видно, что он на голову выше нее. Возраст еще не начал обретать над ним власть, его тело оставалось сильным, но кожа над литыми мышцами была испещрена шрамами – как будто за свою не слишком долгую жизнь он успел получить раны по всему телу. Несколько шрамов осталось и на лице – тонкий на щеке, на лбу и один над глазом. Впрочем, эти шрамы не уродовали его, и благодаря светлым глазам и четким линиям бровей, оставшимся, в отличие от волос, черными, он мог бы считаться даже привлекательным – если бы не та роль, которую он для себя выбрал. Как странно… Рива вдруг подумала, что пожелала бы такого мужчину, если бы они встретились при других обстоятельствах, да и он был кем-то другим.

Но к чему рассуждать об этом? Он – предатель, продавший свою честь хозяевам города. Он – подонок, который пожелал получить девушку, не спрашивая