- она на секунду задумалась, - а может не все? - потом неуверенно пробормотала - не помню, взяла ли я мясорубку? А, ладно! В общем, я решила и все, я ухожу! Счастливо вам всем, не переживайте за меня! Лиза Арсентьева ещё всем покажет!

Девушка в картине пропала, картинка просто продолжала светиться голубым цветом. Кирилл тяжело плюхнулся в кресло.

-Выходит, правда... была у меня надежда, что это глупый розыгрыш, но теперь понятно. Что-то у нее случилось, что Лизка напилась в хлам, на ногах вон не стоит, как и с кем договорилась - неизвестно, но получился обмен, ты - сюда, она - на твое место. Где, ты говоришь, то была, прежде чем сюда попала?

Лиза бодро отрапортовала.

- В Петербурге, в Павловском институте благородных девиц, в дортуаре шестого класса! - на всякий случай уточнила - на дворе был декабрь 1862 года.

-Ага, ясно. Петербург, значит. Год, как отменили крепостное право.

-Почему год? Два! Крепостное право отменил император Николай Александрович в 1860 году! Папенька переживал сильно ещё, кто же на полях свекловичных работать будет!

-Николай Александрович? 1860? Так эта балбеска, мало в прошлое, так ещё и не в свой мир попала!!! Вернётся назад - сам убью!!!

Парень бушевал ещё минут десять, Лиза сидела, притихнув. Она уже и не знала, что думать. Наконец, Кирилл успокоился и внимательно глядя на Лизу, сказал.

-А знаешь, поживу-ка я здесь... одна ты тут с голоду помрёшь, да и не умеешь пользоваться ничем. Будем надеяться на лучшее. Да и вдруг что-то станет известно про Лизку…

Глава 10

Другой мир - Лиза 1

Сама поездка прошла без приключений. Кошелек с наличными приятно грел душу, а корзинка с провизией радовала глаз и желудок. И даже будущее уже не казалось таким беспросветным. Мы устроили с котом обсуждение наших следующих действий в славном граде Курске. Я, конечно, бывала в Курске по служебной надобности, но в своей реальности и в современном мире. Сложно сразу представить, что может меня ожидать сейчас в небольшом губернском городишке, без развитой промышленности, глубоко сельскохозяйственном. Да и вообще, мне даже не в город, а в уезд надо, в имении батюшки моего двойника Лизы Арсентьевой. В Курске мне надо найти поверенного или стряпчего, не знаю, как он здесь, в это время, правильно называется. У нас это нотариус. Найти и узнать у него все юридические нюансы наследства. Вроде бы в Российской империи не было гендерных ограничений в наследовании, и майорат существовал только для очень крупных поместий. Мое "не мое" поместье явно к таким не относится. Только лишь бы не было закладных на само поместье и задолженностей по государевым налогам. А с остальным я справлюсь. Поужинав, мы завалились спать и проспали мирно до самого утра. Проснувшись, лежали под одеялом долго, не было желания вылезать из-под него в холодное купе. Наконец, дрожа и зевая, оделась, выполнили все утренние процедуры, позавтракали, собрали вещи, приготовила себе верхнюю одежду. Хорошо Федьке - пригладил усы, поплевал на лапу, умылся, собрал в кучу лапы и хвост - и все, готов. Сидели и смотрели в окно на проплывающие виды за окном. Паровоз свистел на небольших станциях, немилосердно коптил угольным дымом, даже в купе дымом припахивало изрядно. А за окном проплывали (не могу сказать - пролетали) виды заснеженного леса, небольшие деревеньки, домишки под соломенными крышами, кое-где курившиеся дымком печей. Мирно трусила небольшая лошадка, впряженная в сани-розвальни, на которых сидел закутанный в тулуп мужичок... Снега и в самом деле много, видно, что возле домишек снежные сугробы почти вровень с небольшими окошками. Чем ближе подъезжали к Курску, тем чаще попадались деревеньки. Если я, верно, поняла, мне надо будет ехать из города в другую сторону. Поезд туда не ходит ещё.

Как и было обещано, прибыли мы в полдень, то есть в двенадцать часов. Видно, в прошлом поезда ходили без опоздания. Паровоз дотянул вагоны до высокого дебаркадера, и облегчённо пыхнув последний раз дымом, встал, лязгнув колесами. Вывалившись из вагона на перрон, я сразу поняла, что очень сильно промахнулась с ботиночками. Ибо поскользнулась и растянулась сразу. Это вам не питерская слякоть. Это русская зима, без всякого мирового потепления! Причем падая, я ухитрилась придавить котофея, который устроился в сумке. Носильщик, принявший мой чемодан и сундук, бросил свою тачку, кинулся меня поднимать, я оскальзывалась, никак не могла подняться полностью, опять падая... В сумке приглушённо матерился кот, хорошо хоть, по-кошачьи... Наконец, уцепившись за тележку носильщика, я встала и тоже чуть не взвыла в унисон с Фиодором - зверски болело колено. Кое-как, шкандыбая, держась за эту тележку, в съехавшей набок шляпке, с растрепанными волосами, побагровевшая от неловкости и злости, доплелась до здания вокзала, небольшого и деревянного. В котором, на мое счастье, была дамская комната, как подсказал носильщик, усатый дядечка средних лет. Он даже проявил милосердие и проводил меня до нее! Давя бессовестно на жалость и обещая заплатить, я упросила его подождать меня здесь, пока я приведу себя в порядок, потом со всеми вещами он проводит меня до "стоянки такси", то бишь, до извозчика. Видно, и впрямь вид у меня был жалостный, что он согласился. На мое счастье, в дамской комнате никого не было, поэтому я первым делом выпустила на волю не додавленного кота. Хотя потом пожалела об этом. То ли надо было уж додавить его, то ли кляп в пасть воткнуть... ибо высказал он все, что думал о корове - хозяйке. А думал он много и не всегда в парламентских выражениях. Потом отыскала опять свои любимые и надёжные боты на тракторной подошве. Поменяла обувку, затем, шипя сквозь зубы, задрала подол платья, колготки не порвались, а как-то расползались на коленке, и сквозь редкую теперь ткань виднелась ссадина и наливалась грозной синевой гематома. Нда, весело. Хотя... в боковом кармане сумки, ещё со времён моего "кавалерийского " прошлого жил тюбик бальзама Спасатель. По первости я частенько нюхала опилки на ипподроме, попросту говоря, падала. Ура! Тюбик нашелся. Щедро обмазав колено, принялась наводить внешний лоск - причесалась, поправила шляпку, отряхнула от какой-то соломы платье... счастье, шубка осталась цела и чиста. Вышла из дамской комнаты почти приличной барышней, только слегка прихрамывая. Утомившийся от бурных речей кот и слегка припугнутый перспективой быть оставленным в той комнате навсегда, лежал в сумке тихо, свернувшись калачиком. Доставили меня до извозчика, погрузили вещи, за что я от благодарного сердца отвалила