Неожиданно Мура услышала сухой щелчок и негромкий мужской смех. Она встрепенулась: слишком долго сидела с закрытыми глазами, предаваясь размышлениям, и не заметила, как неслышно подкрался к ее убежищу юный фотограф – теперь он стоял у аппарата и тихо смеялся, приподняв шляпу.

– Простите великодушно, – сказал он, складывая штатив и делая по направлению к Муре два шага, – грех было не воспользоваться такой чудесной экспозицией. Это будет лучший портрет в моей коллекции.

– Но я не давала разрешения на съемку. – Поднимаясь со скамейки, Мура старалась напустить на себя рассерженный вид.

– Простите еще раз, – поклонился русоголовый незнакомец, – я прошу вас заранее принять в подарок будущий портрет. Вам он понравится. Юная барышня, греющаяся на солнышке, слева от нее – портфель, справа – античная статуя с циркулем и чертежом. Разве это не великолепно?

– Но я не готовилась к съемке, – нахмурилась Мура, – не поправила прическу, платье...

– Вы убедитесь, что все выглядело превосходно: и прическа, и шляпка, – успокоил фотограф, – и если вы меня простили, позвольте представиться. Меня зовут Виктор Булла. Я вас видел в фотосалонах на Невском.

– Вы знаменитый фотограф? – растерянно спросила Мура.

– Нет-нет, что вы, – рассмеялся Виктор, – я недавно занимаюсь этим искусством. А вот мой отец действительно достиг в фотографическом деле больших высот.

– Вам повезло, что ваш отец разрешает вам заниматься фотографией, – позавидовала Мура, – а мне родители не хотят купить фотоаппарат. А с его помощью можно делать важные вещи: восстановить исчезнувший текст, обнаружить подделку документа. Или установить, что был" написано на пропавшем из записной книжки листке. Я слышала, для этого достаточно сфотографировать следующий листок, на котором остаются незаметные для простого глаза следы от нажатия карандаша. А вы не пробовали?

– По правде говоря, ничем подобным я не занимался. Но теперь, после вашего рассказа, попробую. А почему это вас интересует? Мне казалось, что фотографические экспертизы – дело полиции.

– Может быть, – легко согласилась Мура. – Но они важны и для истории. Я ею занимаюсь, и меня интересует: а нельзя ли сфотографировать каким-то образом древний пергамент так, чтобы на нем проступил текст предыдущей записи?

– Что вы имеете в виду?

– Я говорю о палимпсестах. В древности монахи писали на пергамене. Потом другие монахи считали этот текст ненужным, стирали написанное пемзой и снова писали поверх стертого что-то свое.

– Теперь я понимаю, почему нашел вас в обществе античных скульптур! Вы думаете об очень серьезных вещах. Примите уверения в искреннем моем почтении, – снова поклонился Виктор. – По какому адресу я могу направить вам портрет?

Мура назвала свое имя и адрес и улыбнулась новому знакомому, который, прощаясь, вручил ей свою визитную карточку, заверив, что готов оказать ей помощь в любом деле. Он приподнял круглую черную шляпу и, осмотревшись по сторонам, нырнул в небольшой проем полуосыпавшегося боскета: пригнувшись, прокрался, как хищник, за добычей – очередной жертвой своего фотообъектива.

Мура постояла еще с минуту около скамейки и медленно направилась к выходу, туда, где на фоне голубого осеннего неба четко вырисовывались черно-золотые звенья строгой ажурной решетки, ритмично чередующиеся с розово-пепельными гранитными колоннами, увенчанными вазами и урнами.

Она миновала мраморную часовню, установленную там, где Александр II был чудесным образом спасен от пули злоумышленника Каракозова, прошла сквозь боковые ворота и оказалась на набережной.

Подумав, приблизилась к пролетке, стоявшей в ожидании седоков. На козлах сидел молодой парень в аккуратном армяке темно-синего цвета, из-под низенькой грибообразной шляпы выбивались темные кудри. Он повернул к девушке свое загорелое обветренное лицо и подождал, пока она усядется и назовет адрес.

– Живо домчим, – расцвел он в улыбке, – не извольте беспокоиться. Мы, новогородцы, люди быстрые.

Он еще раз посмотрел выжидающе на пассажирку: смущенная Мура неожиданно для себя откликнулась на его фразу лишним вопросом:

– Ты, братец, новгородский будешь? Это и наши родные края.

– Так точно, барышня, – с готовностью ответил, трогаясь с места, парень, – со Старорусского уезда. А село наше называется Успенки.

Парень тряхнул черными кудрями, выпрямил спину, ласково гикнул – и пролетка покатилась от Летнего сада.

Девушка смотрела по сторонам и мысленно старалась представить себе, что ее ждет дома, если она опоздает. Мама не должна беспокоиться, Мура предупреждала, что может задержаться. Хорошо, если папа не вернулся из своей лаборатории, в которую отправился, несмотря на бессонную ночь. А то он будет сердиться и ворчать.

Мура, как и в детские годы, несмотря на огромную любовь к отцу, побаивалась его.

Когда молодой извозчик лихо осадил свою лошадку около ее дома, Мура велела ему подождать и поднялась в квартиру за деньгами.

Дверь ей открыла встревоженная Глаша с припухшими, словно от слез, глазами.

– Глаша, возьми, пожалуйста, у мамы деньги и спустись заплатить извозчику, – попросила Мура, недоумевающе вглядываясь в лицо горничной.

Глаша молча помогла барышне снять пальто и ботики, молча повернулась, заглянула в гостиную и уже через минуту направилась к подъезду.

Мура нырнула в ванную комнату, вымыла руки, пристрастно оглядела себя в зеркале – мелкие веснушки вокруг прямого тонкого носика так и не исчезли с лета – и только после направилась в гостиную.

– А где Брунгильда? – спросила она, подходя к устроившейся на диване матери и целуя ее в висок. Отец сидел в кресле и лишь слегка приподнял на звук голоса младшей дочери массивную, кудлатую голову, потом снова погрузился в размышления, сжав виски ладонями.

– Мурочка, наконец-то хоть ты дома, – всхлипнула Елизавета Викентьевна. – Я беспокоюсь – Брунгильда не вернулась. Она должна была быть дома уже три часа назад. Скоро стемнеет, а ее нет. Мы теряемся в догадках.

– Мамочка, – Мура присела на стоящий рядом стул, – рано думать о чем-то плохом. Приедет она. Пригласили в гости к подруге. Или решила прогуляться. Я тоже побродила немного в Летнем саду. А может быть, Брунгильда заглянула в магазин к Аравину, на Екатерининском канале? Там какой-то потрясающий вельветин помпадуршене продают. – Сколько же можно говорить одно и то же! – загремел голос Николая Николаевича. – Если обещала прийти в определенный час, надо приходить именно в этот час! А не на три часа позже! И не бегать за тряпками! Простейшее правило поведения! Элементарная форма уважения к близким! Есть и телефон: возникли непредвиденные обстоятельства – протелефонируй, сообщи, где ты, чтобы никто не волновался.

– Да, Мурочка. – Елизавета Викентьевна безуспешно пыталась взять себя в руки, дыхание ее прерывалось. – Мало ли опасностей подстерегает девушку в городе? Можно попасть под пролетку, под конку. Такие случаи почти каждый день происходят. А вдруг ей стало плохо? Вчера она была такой бледненькой, да еще этот несуразный звонок и обморок. И жуткие рассказы о Рафике. Брунгильда никогда не опаздывала к условленному часу.