И выскочила на улицу, захлебываясь слезами.

А я чё?

Я ничё.

Почесал затылок и яро выматерился сквозь стиснутые зубы.

Хрен их поймешь, этих баб деревенских.

Какой же я придурок. Вот бы сейчас на ринг. Если траханье под запретом, то можно хотя бы морды почистить, чтобы хоть немного остыть и выгулять внутреннего быка, который уже чуть ли не выл от скуки и проклятого воздержания.

Казалось бы, ничто не предвещало беды. Тишь, гладь да благодать. Всё шло как надо, как по маслу. Никто меня не искал, соседи вопросов не задавали. Еда была, крыша над головой, какая-никакая, имелась. А под боком щеголял мой единственный и сокровенный смысл жизни. Житуха вроде налаживалась. Секса, правда, маловато. Но это пока. Не такая большая проблемка, как, например, получить пулю в висок от карателей в погонах, что всё-таки вычислили моё местонахождение. Я верил, что наши отношения с Дюймовочкой в ближайшее время выйдут на новый уровень. Уровень ниже пояса, ептить. Да! Я собираюсь её поцеловать. Не сегодня – так завтра! И не так, как это было вчера.

Минимум две минуты. Максимум – с языком.

Однако этим утром что-то пошло не так. Как обычно я спокойно себе намывал посуду на кухне, как вдруг весь подобрался, услышав некий шум за окном, точнее незнакомые мужские голоса.

– Здарова, малая.

Бык внутри меня гневно фыркнул, навострил уши, начал перебирать копытами – учуял беду. Нехорошо как-то на душе стало. Там будто всё чуть меньше чем за секунду превратилось в тлен. Примерно такие ощущения я испытал за пару часов до ареста четыре с половиной года назад.

Шмякнул тарелку в раковину, та разлетелась на осколки, и быстро выскочил из дома. Как раз в тот момент, когда Пирожок поднял вой.

– Псину-то угомони! Иначе на чебуреки брату подгоню в придорожную шаверму.

Мерзкий хохот наполнил собой подворье Алиного дома. Четверо дрищеватых мудаков. Сука! Они загнали её в угол. Малышка! Аля прижалась спиной к забору и дрожала, роняя слезы на свою быстро-быстро вздымающуюся грудь. А пес, прикованный цепью к будке, со всех лап рвался в бой. Рычал. Скалился. Даже мне стало жутко от его намерений вцепиться падлам в плоть и к чертовой матери кастрировать их убогие писюны до конца их жалких дней.

Не понравились они мне. Уже по голосу. Ну копии тех лузеров, что я порешал недавно. А это значит – та местная гопота была родом из одной шайки. Не трудно догадаться.

– Вы по какому вопросу? – выскочил во двор, сжимая кулаки.

– Опа. А ты кто такой? – отозвался один из дебилоидов. Самый худющий, самый высокий и самый важный, бл*ть. Лидер, видать. Черноволосый. Черноглазый. Кривозубый у*бок. – Не местный же?

– К сестре приехал, – кратко ответил, исподлобья посмотрел сначала на него, затем на Алевтину. Вернее, на нависшую над ней опасность. Хорошо, что утырки еще не успели обрушить на малышку свои вонючие грабли.

– Чё? – подошел ко мне походкой набычившегося петуха, схаркнул мокроту на землю и окатил лицо дымом.

Но я даже не моргнул. Лишь почувствовал, как бровь задергалась и кулаки зачесались пидарку хлебало подкрасить.

Долб*ёб вы*бистый.

Меня на две головы ниже. В пупок упирается, пытается чё-то из себя строить. Оборжаться, ей-богу.

– К Альке, что ль?

– Да, – сократил я дистанцию, подойдя впритык, глянул сверху вниз, дыхнул из ноздрей на башку главного. Тот аж пошатнулся. Тюфяк. Пф!

– А я думал, она сирота.

– Была. Теперь она со мной, – сказал с ноткой угрозы в голосе. Два шага – и мелкая оказалась за моей спиной. За руку её схватил, к себе ближе притянул и закрыл своей широченной спиной. С силой маленькую ладошку сжал, чтобы почувствовала мою мощь, и этим своим уверенным жестом заставил Алю покоситься на меня с неким недоумением, мол: «Что ты делаешь? Не твоё это дело. Не вмешивайся».

Вздрогнула. Побледнела. Но как только почувствовала моё тепло и мощную поддержку в виде прикосновения, моментально перестала плакать. Бледность на влажных от слёз щеках стала стремительно растворяться в пунцовых пятнах.

Мля.

Ну и что я несу?

Кто знает, а?

– Мать у нас одна, а отцы разные. Я только недавно об этом узнал. Когда батя с инсультом слег.

– А, ну ясно, – главный почесал затылок. – Соболезную. Будем знакомы, что ли. Это Упырь. Тот лысый – Змей. Бородатый – Леший. Ну а я… Тарантул, – руку вперёд вытянул якобы для рукопожатия, но я замешкался. Потому что в тот момент, когда из уст главного вырвалось слово «тарантул», Алька с невероятным нажимом вонзилась мне в ладонь ногтями, аж кровь в башку ударила.

Мне пришлось пожать придурку руку. Для дела. Ибо я каждой порой на коже чувствовал, что они нихера не друзья Али, а её живой и вечный кошмар, благодаря которому она полжизни провела, шарахаясь по углам. Именно поэтому малышка боялась и не спешила доверять незнакомцам. Да что там доверять! Просто парой слов перекинуться боялась. Вся тряслась и рыдала. Теперь понятно, почему Дюймовочка такая забитая. Есть причина. Извне. И я её выясню. Но для этого мне нужно внедриться в эту облезлую шайку, чтобы кое-что проверить – свои предположения.

– Андрей, – сжал его шершавый обрубок до жара в суставах. У*бок поморщился. Я держал его в захвате чуть больше минуты. Не моргая, смотрел сверху вниз и наслаждался шоком в его расширившихся от боли зрачках.

– Хера ты здоровый! – хиляк выдохнул и принялся энергично махать рукой, словно ошпарился. – Откуда такие формы, бро?

– Гены. Батя работал на карьере, скалы рубил, – опять ерунды наплёл и даже не улыбнулся.

– Слухай, Андрюх, если хошь, могу работенку подогнать. Парень ты рослый, крепкий. Есть дельце. Деньжата хорошие. Так что?

– Нет, – ответил, не думая.

– Ну чё так сразу нет? – хохотнул хилый. – Передумаешь, Алька знает, где меня найти, – и на девчонку покосился отнюдь не дружелюбно, отчего малышка крепче схватилась за мою ладонь, сгорбилась и, прижав подбородок к груди, задрожала.

Твою ж мать.

Вот, значит, как. Боится их. Так, что до обморока доля секунды.

Вскоре я понял, почему она вся сжалась, как ёж, и покрылась роем мурашек. Когда Тарантул вдруг перестал лыбиться, как дебил, скорчил рожу «лицо-бетон» и открыл свой смердячий хлебальник:

– В общем, тут такое дело… – голос наполнился угрозой. Он пытался нас напугать. – Ребята одни пропали. Брат мой. Кличка – Кисель. Звать Костяном. Чуть больше недели назад. Не можем найти их… и всё. Опрашиваем народ. Может, вы чего знаете?

– Говорят, парней в последний раз видели вблизи Алькиного дома, – фыркнул один из свиты недопаука.

– Не, я лично никого не видел. Некогда было. По хозяйству сестре помогал. Работы выше крыше.