– Ты че орешь? – раздается у меня над ухом чей-то голос.

– А? Что?

– Ты кричала во сне! – кто-то обиженно толкает меня в бок. Темка.

– Прости, маленький. – Я вытерла пот со лба.

Господи, привидится же такое. К чему бы это? Надо бы спросить у Ольки, она мастер по интерпретации (или, как она говорит, по интертрепации) снов. Времени на разговоры не было, поэтому я позвонила Соловейке с мобильника.

– К дождю, – заверила меня Олька, пока я бежала к остановке, прижимая мобильник к самому уху. – А может, ты что-то не то съела?

– Ага. Или выпила. – Я разозлилась, потому что в глубине души ждала какого-нибудь умного и глубокого объяснения.

– Вы сегодня подаете заявление? – уточнила она.

– Посмотрим. Вдруг он не придет?

– А ты? Ты точно придешь?

– А с чего мне не приходить?

– Ну не знаю. Вдруг ты решишь, что это вещий сон, и отменишь свадьбу? – ерничала Соловейка.

– Не дождетесь. Свадьбу я не отменю, даже если меня и в самом деле переедет автобус.

– Ну-ну, – легко согласилась Ольга.

Весь день я просидела как на иголках. Мне все казалось, что должно случиться что-то ужасное. Не может, ну не может такой кошмар присниться просто так. Однако ничего так и не произошло. Никто не попытался захватить наш банк. Никто не приставил к моему виску пистолет с требованием открыть самый главный, самый большой сейф. Никто не взорвал бомбу около нашего здания. Никто даже не споткнулся на нашем достаточно скользком крыльце из-за слякоти, вызванной неожиданным снегопадом, который с воскресенья так и не прекращался.

– Ты готова? – несколько взволнованно спросил Миша, увидев меня в коридоре ЗАГСа. Он уже был там, с очередным букетом. За последнее время он принес столько этих гвоздик, что их хватило бы на все четыре года, что он обо мне не вспоминал.

– Я? А что, надо было что-то готовить? – удивилась я.

– Ну, паспорт не забыла? И свидетельство о рождении. Мы тут заодно оформим отцовство.

– А так можно? – удивилась я.

– Конечно, – широко улыбнулся Михаил. – Помнишь, я тебе обещал, что все исправлю. Вот, сегодня и начнем.

– Окунев кто? – выкрикнула «в никуда» рыхлая дама лет пятидесяти. На ней было такое неприличное количество бижутерии, что мне хотелось тряхнуть ею и послушать, как будет звенеть.

– Я! – подскочил Миша.

– Идите. Мамаша приехала?

– Да. – Он достал из кармана платок в крупную коричневую клетку и вытер пот со лба.

– Давайте свидетельство о рождении, – командовала дама, всем своим видом давая понять, что у нее совершенно нет времени и ей надо срочно бежать куда-то. Например, пить чай. Я сунула ей Темкино свидетельство о рождении.

– И вот тут подпишите. – Она сунула нам под нос заявление, где Миша признавал факт своего негодяйского поведения, а я подтверждала всю глубину нашего падения. Мы заявляли, что Артем появился на свет именно в результате нашего прелюбодейства.

– Новое свидетельство и акт об установлении отцовства получите у секретаря, – выдала последнюю фразу дама и демонстративно от нас отвернулась.

– А заявление о вступлении в брак? – растерялся Миша.

– Триста первый кабинет. У нас тут архив, – словно выплюнула она.

Мы выкатились из ее кабинета в полной прострации. Нас нагнала секретарша и всунула мне в руку новое Темкино свидетельство о рождении. Там в графе «отец» значился Михаил Артурович Окунев. Я почувствовала, что полдела уже сделано. Замуж почему-то захотелось гораздо меньше. В конце концов, мы же уже исправили трагическую несправедливость.

– Нам сюда, – ткнул пальцем в триста первый кабинет Миша.

Я безвольно закатилась внутрь и покорно ждала, пока с нас возьмут кучу каких-то заявлений, подписей и копий паспортов.

– Когда хотите назначить церемонию? – деловито уточнила дама за компьютером.

– Церемонию? А когда надо?

– Обычно мы назначаем по очереди, это около полутора месяцев, но иногда делаем исключение. Например, для беременных. Вы беременны?

– Нет, что вы! – охнула я.

– Уже давно нет, – педантично уточнил Михаил.

После недолгих раздумий было решено пожениться в конце декабря, чтобы продлить медовый месяц длинными, сытыми и пьяными зимними праздниками.

– Будете фотографа нанимать?

– Какого фотографа? – растерялась я.

– Как какого? Бракосочетание запечатлеть! – презрительно фыркнула еще одна дама, без побрякушек, но с тонной косметики на лице.

– Конечно, будем, – ответил Михаил и вывел меня в коридор, где торжественно обнял и достаточно долго и слюняво целовал. Затем спросил, когда я смогу заняться выбором платья и организацией свадьбы. Я пробормотала что-то невнятное, а он, кажется, списал это на шок от счастья, которое на меня единовременно свалилось.

– Все будет отлично. А сейчас поезжай домой, – он слегка подтолкнул меня к выходу.

Я подумала, что белое платье и застолье – это именно то, о чем я мечтала. И еще о том, что после такого важного мероприятия, как подача заявления, Миша мог бы меня и проводить до дому, а не улепетывать со словами «тебе тут рядом, а мне еще до Бутова добираться».

– Конечно, дорогой, – ответила я, потому что это очень подходило к сцене романтического вечера с букетом (опять эти гвоздики). И зря, потому что Миша принялся снова прижимать меня к себе и целовать, не замечая прохожих.

– Я тебе позвоню, – «порадовал» меня он и наконец отпустил с миром.

Я, пошатываясь, пошла к метро. Признаться, я не очень отчетливо понимала, что именно со мной произошло. Кажется, теперь я официальная невеста. Кажется, теперь пора кричать ура и показывать Галке язык. Мне захотелось пить. Отчего-то пересохло в горле. И вообще, я чувствовала себя так, словно перебрала спиртного и теперь не совсем отдаю отчет в том, что я делаю. И это, кстати, единственное объяснение тому, что произошло буквально сразу после того, как я подписала согласие на вступление в брак с нормальным и даже положительным со многих сторон мужчиной. Потому что никаких иных объяснений у меня не было.

Мужчин, которым бы я нравилась именно такой, какая я есть, можно пересчитать по пальцам. Дайте-ка подумать. Пара-тройка романов в институте, которые случились со мной еще до моего грехопадения в объятия будущего (теперь уже почти настоящего) мужа. Пара десятков уличных комплиментов сомнительного качества. Что-то вроде «ну и попка» или «девушка, можно вас, а то у меня вечер свободный». Несколько платонических отношений с парнями, фактически собратьями по несчастью. То есть с теми, у кого тоже не складывались отношения с девушками. Их физические данные исключали взаимность с моей стороны, так же как и со стороны остальных девушек. Но в отличие от них я не могла разбрасываться потенциальными ухажерами, поэтому мы дружили и разговаривали по душам. Они рассказывали мне, что я, на их вкус, самая настоящая красавица и очень даже ничего. Я уверяла их, что стоит приложить небольшое усилие, и девушки за ними будут ходить табунами. А также мы периодически вместе посещали кинотеатры, институтские тусовки и дни рождения. Выпивали и закусывали в ожидании, когда у кого-либо из нас случится существенный перелом в личной жизни. Так и происходило. Сначала пара моих платонических (см. запасных) ухажеров обрели душевную гармонию с менее капризными девушками из педучилищ или медицинских колледжей Подмосковья. А потом я влетела в сложные, но захватывающие отношения с Михаилом Артуровичем, который, хоть и не был мечтой поэта, все же по многим статьям выгодно отличался от всех, с кем мне приходилось иметь дело до этого. Михаил Артурович с высоты прожитых лет оценил по достоинству мой юный возраст, чистую кожу (в основном потому, что раз в месяц это нарушалось каким-нибудь противным «гормональным» прыщом), упругую грудь и голубые глаза (пусть даже на несколько простоватом круглом личике).