«В Индию можно попасть только через Турцию».

В Турции и правда свирепствовала холера. Об этом говорили все европейские средства массовой информации. В такой ситуации поездка на попутках через всю страну действительно была сумасшествием.

Среди путешественников, которых я расспрашивал о сухопутном маршруте в Индию, нашлось двое ребят, которые тоже направлялись туда. Одного звали Джефф. Это был американец из Сан-Диего, лет двадцати, высокий и атлетически сложенный, с квадратной челюстью и крупным носом. Белокурые волосы, аккуратно расчесанные на пробор, почти достигали плеч. Из-под очков в черной оправе смотрели голубые глаза. Хотя Джефф выглядел грубоватым, на самом деле он отличался необычайной миролюбивостью. Как и я, он направлялся в Индию на поиски смысла жизни. Скромный и веселый, Джефф был одним из самых приятных людей, с которыми мне когда-либо доводилось встречаться.

Мой другой попутчик, Рэмси, румяный рыжеволосый австралиец лет тридцати пяти, был путешественником, много повидавшим на своем веку. Он уже успел пересечь автостопом всю Европу и Азию. Несмотря на суровый вид, Рэмси отличался добротой и благородством. Он обладал зрелостью и мудростью, которых так недоставало нам. Хотя я представился Ричардом, в кругу путешественников, где все друг друга знали, я уже был известен под именем Манк, поэтому Джефф и Рэмси продолжили называть меня этим именем.

Из нас троих деньги были только у Джеффа. Достав из рюкзака хлеб и кунжутное масло, шпинат, помидоры, маслины и сыр, он сказал нам с широкой улыбкой:

«У меня не так много припасов, но я с удовольствием разделю их с вами».

Радуясь, как ребенок, он на скорую руку приготовил вкусный завтрак и разделил его на три равные порции. Откусив большой кусок бутерброда, Джефф обратился к нам с такими словами:

«А уж после этого нам придется затянуть пояса. Вы готовы, парни?»

Мы с Рэмси, жуя бутерброды, согласно закивали.

Это происходило в вестибюле общежития, где мы втроем отмечали начало нашего путешествия в Индию. Потом мы отправились в посольство Турции, узнать, не закрыта ли граница. В посольстве нас заверили, что граница открыта, и уже на следующий день мы получили визы.

Чтобы попасть в Турцию, мы сначала добрались на попутках до библейского города Салоники на северном побережье Греции, а оттуда отправились в Кипи, городок на самом северо-востоке страны. Проходили дни, а нам так и не удавалось поймать попутку. Поэтому до турецкой границы, которая разделяла Европу и Азию и была основным каналом поставки марихуаны и героина с Ближнего Востока и из Юго-Восточной Азии, нам пришлось добираться пешком. Пропускной пункт стоял далеко от населенных мест. Ведущая к нему дорога обрывалась у пограничного забора, один вид которого не сулил ничего хорошего. Увенчанный кольцами колючей проволоки металлический забор тянулся от горизонта до горизонта. Границу охраняли греческие солдаты, вооруженные автоматами. Подойдя к ближайшему из них, Рэмси спросил, где находится служба иммиграционного контроля. В ответ солдат указал на хижину возле забора. В хижине никого не было, а уже приближался вечер. И что теперь?

Мы решили, что просто так не отступим, но единственным ответом на наши попытки найти иммиграционного служащего было безразличие, раздражение и непонимание солдат. Вдруг один молодой солдат, который все это время наблюдал за нами, куда-то исчез. А через минуту из чайной, которую мы сразу не заметили, вышел представитель греческой иммиграционной службы. Это был тучный мужчина с густыми усами. Форменная одежда была ему явно мала. Вытерев уголок рта салфеткой, он отдал ее молодому солдату и обратил свой взор на нас.

«Что вам надо?» — спросил иммиграционный служащий.

Рэмси невозмутимо ответил:

«Мы хотим пересечь турецкую границу».

Служащий посмотрел на нас с недоверием:

«Это невозможно. Граница закрыта. В Турции свирепствует холера. Ни один человек в здравом уме не поедет сейчас в Турцию».

«А в посольстве нам сказали, что граница открыта, — выпалил Джефф, — мы хотим...»

«Вы представляете себе, что такое эпидемия холеры? — зло закричал на нас служащий. — Если я выпущу вас, то обратно вы уже не вернетесь. Греческая граница закрыта для входа».

Он указал на восток, в сторону темнеющего неба:

«Там — ничья земля, — и, прищурив глаза, добавил: — Вы знаете, что это такое? Это пустыня, где вас подстерегают ядовитые змеи и голодные волки и где нет ни пищи, ни воды».

Джефф снова оборвал его:

«А почему тогда в турецком посольстве в Афинах нам сказали, что граница открыта? Мы уже все оплатили, и вы обязаны пропустить нас».

От гнева у иммиграционного служащего вздулись вены на шее. Показывая пальцем на пограничные ворота, он закричал:

«Турецкая граница закрыта. Если вы войдете в эти ворота, обратно вас уже не пустят. Вы слышите меня? Я советую вам возвращаться туда, откуда пришли. Я ухожу через пару минут. Так что решайте скорее».

Солнце клонилось к горизонту. Наш путь к турецкой границе занял столько дней, что мы не могли позволить себе отступить.

«Мы идем в Турцию», — поспешно ответили мы.

Вне себя от ярости, иммиграционный служащий приказал солдатам открыть ворота. Когда мы прошли их, он прокричал нам вслед:

«Глупцы, вы никогда не вернетесь обратно!»

Миновав солдатов с автоматами наперевес, мы услышали, как железные ворота с лязгом захлопнулись у нас за спиной.

Мы медленно двинулись вперед. «Ничья земля» — буферная зона между двумя враждующими странами — действительно оказалась самым пустынным и унылым местом, какое мне только доводилось видеть. Солнце уже садилось. Вдалеке я заметил змею, скользившую по выжженной земле. Деревья с облетевшей листвой стояли, словно безмолвные стражи. Темнело. В обычное время этот отрезок пути не представлял никакой опасности, но сейчас из-за эпидемии холеры и закрытой греческой границы здесь не было ни души. К тому же мы шли пешком, да еще и ночью, и это делало нас особенно уязвимыми. Сбоку, метрах в десяти, я заметил чей-то скелет, но не решился сказать об этом своим спутникам.

Мое сердце переполняла тревога. А что, если турецкая граница действительно закрыта? В посольстве утверждали обратное, но это было неделю назад. Не окажемся ли мы в смертельной западне на этой «ничьей земле»? Темень и холод становились сильнее. То здесь, то там раздавался волчий вой, но мы не останавливались. Мне вспомнились слова одного афинского лавочника, который предупреждал меня, что со времен гражданской войны в Греции в буферной зоне осталось много неразорвавшихся мин.

«Наступишь на такую мину, и останешься без ног. А обрывки ботинок застрянут у тебя в культях», — говорил он.

Эти воспоминания заставили меня содрогнуться. Я опасливо шел вперед и непрерывно молился. Вслух никто из нас не отважился произнести ни слова.

Наш четырехкилометровый переход через нейтральную полосу напоминал путешествие по долине смерти. Меня била дрожь, и я чувствовал себя беспомощным и подавленным. Когда уже казалось, что эта ночь никогда не кончится, вдалеке тускло забрезжил свет. Устремившись туда, мы вышли к пограничному забору из железных балок с пущенной поверху колючей проволокой. В заборе мы увидели ворота, к которым болтами был прикручен флаг Турции, сделанный из металла. Мы ускорили шаг. За забором стоял вооруженный солдат с папиросой в зубах. Рэмси своим обычным невозмутимым тоном шепнул нам: