Затем мы переправились на материк и поехали автостопом в Афины. По дороге я не переставал удивляться многообразию природы Европы, а также языков и обычаев ее жителей. Для меня, выходца с американского Среднего Запада, все это было внове. Постоянно меняющийся за окном пейзаж наводил меня на размышления. С детства я привык оценивать все с точки зрения той культуры, в которой был воспитан. Интересно, откуда в нас, людях, эта глубоко укоренившаяся наклонность чувствовать свое превосходство над окружающими — национальное, расовое, религиозное или социальное? Себя мы считаем нормальными, а остальных людей странными или уступающими нам. Это презрительное отношение к другим, чувство превосходства над ними, порождает фанатизм и нетерпимость и становится причиной ненависти и страха, эксплуатации и даже войн. Я молился о том, чтобы мои странствия открыли мне глаза на то, как в разных культурах люди по-разному воспринимают жизнь, окружающий мир и Бога, и позволили проникнуться симпатией к этому видению мира.

Из Афин я отправил домой письмо. В нем я рассказывал о том, где сейчас нахожусь, как много дала мне эта поездка и как я соскучился по своим родным. У меня не хватило смелости признаться, что я не вернусь к началу занятий в колледже и что я вообще не знаю, когда вернусь.

В Афинах нас с Гэри поразило, что улицы патрулируют полицейские с автоматами наперевес. Мы понимали, что при такой обстановке нам лучше переночевать в студенческом общежитии, а не под открытым небом. Но, к сожалению, денег у нас не было. Хотя ночлег в общежитии стоил недорого, мы не могли себе позволить такую роскошь. Поэтому мы решили немного подзаработать, сдав кровь в государственном донорском пункте. Путешественники, вроде нас, нередко пользовались такой возможностью. В то время применялась примитивная и очень болезненная процедура взятия крови: донора пристегивали ремнями к кровати и большим шприцем откачивали кровь из вены. Когда это сделали с нами, мы чуть не потеряли сознание. После сдачи крови донор получал стакан апельсинового сока и должен был провести полчаса в приемном покое под наблюдением врача. И только после того, как врач убеждался в хорошем самочувствии донора, ему выплачивали деньги. Вот и мы с Гэри, выжидая положенное время в приемном покое, сидели и мучились от ноющей боли в руке. С гримасой страдания на лице Гэри выдавил из себя:

«В следующий раз давай поищем какой-нибудь другой источник заработка».

Мы огляделись и увидели француза с гитарой в футляре, страдающего от боли, так же, как и мы. Чуть дальше сидел паренек из Швейцарии с футляром для скрипки. Он тоже потирал больную руку. Я же, как обычно, на ремне брюк носил гармонику. Взгляды наши встретились, и мы улыбнулись, прочитав мысли друг друга.

Выяснилось, что швейцарец с детства учился игре на классической скрипке, но в подростковом возрасте увлекся роком и блюзом. Француз сначала учился классическому фламенко, а потом стал играть фолк. Получив деньги, мы вместе вышли на улицу. Ансамбль был готов, и сразу за воротами донорского пункта мы принялись исполнять дикие блюзовые импровизации. Привлеченные музыкой, к нам стали подходить прохожие, и уже скоро нас окружала целая толпа. Гэри попросил у одного из прохожих шляпу и, бросив туда несколько монет, стал трясти ею, изображая ритм-группу. Людям так понравилось наше выступление, что драхмы (греческие монеты) одна за другой посыпались в шляпу. Окрыленные успехом, мы двинулись по улице процессией, играя одну длинную песню. Толпа, приплясывая, шла за нами. Когда мы остановились на перекрестке, монеты уже не помещались в шляпу.

Мы разделили между собой свой первый заработок и пошли устраиваться в общежитие. На следующее утро мы проснулись знаменитыми. Куда бы мы ни шли, нас сразу окружали улыбающиеся и рукоплещущие греки. Они полюбили нас всем сердцем. Мы играли и играли, не веря, что такое бывает. Остановившись на какой-то площади, мы играли одну композицию за другой. В собравшейся вокруг нас толпе старики стали хлопать в ладоши, подростки пустились в пляс, дети помладше принялись прыгать, а матери — раскачивать младенцев в такт музыке. Все улыбались в этот солнечный день, шляпа вновь переполнилась драхмами, как вдруг толпа рассеялась и нам в лицо уткнулись стволы автоматов. Музыка оборвалась, и под конвоем полицейских мы побрели в участок. Там у нас отобрали все деньги, которые были в шляпе, и предупредили, чтобы мы больше никогда не преступали закон. Так, не успев начаться, завершилась моя карьера профессионального музыканта.

Нам удалось утаить от полиции небольшую сумму, и в поисках более спокойного места для духовной практики мы решили отправиться на Крит. На пароме мы переправились на знаменитый остров. Сойдя в порту Ираклион, мы добрались до южной оконечности острова на автобусе. Там мы нашли живописное место, поразившее нас своей суровой и дикой красотой. Залитая солнечным светом скалистая береговая линия, неприступная для кораблей, изобиловала быстрыми ручьями, глубокими ущельями и песчаными пляжами. Под ярким солнцем по горным склонам бродили козы. Никогда прежде я не видел столько пещер. В одной из них, с видом на Средиземное море, мы и обосновались. Это райское место идеально подходило для медитации, молитв и поста. Каждое утро, еще до рассвета, я взбирался на гору, где медитировал и молился, и так продолжалось до самого вечера. Я смотрел вниз, на прозрачную морскую воду, и мое желание обрести просветление становилось все сильнее и настойчивее. Гэри тоже медитировал — только внизу, у моря. Вечером мы возвращались в пещеру и ломтем хлеба прерывали пост, длившийся целый день. Лежа на каменном полу пещеры, мы делились друг с другом опытом, полученным в этот день.

Так, в созерцании, проходили недели. За это время медитация и молитвы раздули искру моих духовных устремлений в ярко горящее пламя. Сидя на вершине горы, я наблюдал, как в этом пламени сгорает мое прошлое. Мне казалось, что стремление к Богу сжигает меня изнутри, превращая в одержимого.

Судьбе было угодно снова привести меня на перепутье. Я мог остаться тем, кем был, — американским юношей из благополучной семьи, который должен был окончить колледж и получить диплом, но вместо этого увлекся контркультурой, — а мог выбрать другой путь, ведущий в неизвестность и сулящий большие перемены.

Мне было страшно. Я понимал, что делаю выбор, который полностью изменит мою жизнь, но меня уже было не остановить. Я понятия не имел, куда ведет меня судьба, но твердо знал: если я буду все время двигаться вперед, то обрету иную жизнь и стану совсем другим человеком. А для этого нужно оставить все, что у меня было, в прошлом.

День близился к концу. Краснеющий диск солнца опускался в море, отбрасывая янтарные блики на танцующие волны. Прибрежные горы сияли, словно золотые, и небо переливалось желто-розовыми, оранжевыми и лиловыми красками. Вдруг в глубине моего сердца раздался голос, мягкий, но не допускающий возражений:

«Отправляйся в Индию!»

Почему в Индию? — подумал я. — Это так далеко отсюда. Я же почти ничего не знаю об Индии. И потом, у меня не было денег, и я даже не представлял себе, чего ждать от такого путешествия. Однако я был уверен, что голос, прозвучавший внутри, был голосом Бога. У меня и раньше были ситуации, когда я ощущал присутствие Бога или же чувствовал угрызения совести, если мои поступки отдаляли меня от Него. Но то, что произошло сейчас, было совершенно иным. Я услышал в собственном сердце беззвучный голос, причем, это не был голос моего ума. Я понял, что Бог ответил на мои молитвы, в которых я просил Его указать мне путь.