по производству саке. В 1939 г. объем продаж саке в Маньчжурии достиг 16,7 миллиона литров, в том числе 12,5 миллиона литров, производившихся в Маньчжоу-го. Свыше половины этого объема поставлялось из Фэнтяня [Ibid.: 63]. Имелись и другие спиртные напитки, которые конкурировали за место под солнцем. В 1937 г. Фэн Сэнь замечал, что лучший алкоголь – местное байганьцзю («белое сухое вино»), которому, возможно, не уступало только бренди, но которое превосходило виноградные вина и хуанцзю [Feng 1937a: 9]. Еще один популярный вид алкоголя того времени – «Дунбэйфан» («Северо-восточная мельница» или «Северо-восточная мастерская»), который начали производить в 1930 г. и который с течением времени стал официальным спиртным напитком Маньчжоу-го: именно его подавали 26 марта 1934 г. на церемонии вступления на престол императора Маньчжоу-го Айсиньгёро Пуи (1906–1967 гг., гг. прав. 1934–1945), правившего под девизом «Кандэ»[108]. В дальнейшем «Дунбэйфан» часто подавали на государственных банкетах (http:// www.cnwinenews.com/ (дата обращения: 02.06.2022)).

В дополнение к коммерческому продукту очень большой популярностью пользовалось домашнее вино. В газетах сравнительно часто появлялись статьи, в которых рассказывалось, как нужно готовить алкоголь в домашних условиях [Leng 1933: 2]. Авторы превозносили домашнее вино как финансово доступный и качественный источник удовольствия: «Только вы поднесете бокал собственноручно произведенного вина к губам, как вашу душу переполнит чувство радости» [A 1936: 14]. Потребление домашнего вина позволяло не тратить много денег на потенциально некачественный и даже поддельный алкоголь, за который критики постоянного ругали розничных торговцев [Ibid.]. Так, Фэн Сэнь замечает, что в небольших лавках торговали спиртными напитками, от которых клиентам становилось плохо. Автор предполагает, что это было связано с подмешиванием в алкоголь некипяченой воды или голубиного помета, который, как считалось, придавал напиткам более пряный и горьковатый вкус [Feng 1937a: 9]. Фэн предупреждает покупателей, что нельзя давать себя дурачить искушением купить поддельное спиртное, ведь не стоит «слезать с коня после одного веяния приятного аромата» [Feng 1937b: 9]. Розничных продавцов также обвиняли в том, что они придавали побывавшим в употреблении бутылкам вид сосудов из-под импортных трехзвездного бренди или пятизвездного вина, продавая за 2–3 юаня под видом элитной продукции подделку, на производство которой уходило от силы 0,25 юаня [Leng 1931a: 4]. Считалось, что рядовых потребителей было легко сбить с толку в силу их неразборчивости в спиртных напитках, а также желания надлежащим образом развлекать гостей и дарить достойные подарки. В 1931 г. Лэн Фо отмечал, что даже если потребление поддельного алкоголя не было опасным для жизни, вероятность отравления и нанесения серьезного ущерба здоровью, тем не менее, имела место [Ibid.]. Подобные критические рассуждения о розничных торговцах в совокупности с падением семейных доходов способствовали производству крепких напитков на дому. Естественно, власти не могли оставить этот тренд без внимания. 1 августа 1935 г. были введены законы, регулировавшие вопросы домашнего производства алкоголя. При условии оплаты налогов за необходимые лицензии допускалось его личное потребление и потребление в ближайшем кругу семьи, не включавшем в себя членов домохозяйства, которые не были связаны с производителем кровными узами [Shengjing shibao 1935b: 2]. Кроме того, разрешалось производство не более 12,7 литров горячительных напитков в год на одну семью. Соответствующий сертификат стоил 5 юаней. Нарушение правил получения разрешений каралось штрафами от 10 до 500 юаней [Ibid.].

Как и в ситуации с опиумом, в начале 1930-х гг. выросло количество заведений по продаже и потреблению алкоголя. Окнами в барную культуру того времени выступают четыре открытки. На двух из них как снаружи, так и изнутри представлен расположенный в районе Ямагата-дори города Далянь бар «Саппоро»[109]. Верх здания украшен соответствующей вывеской (см. иллюстрацию 3). Над входом в бар выделяются надписи «ресторан», «бар» и «кафе» на английском языке, дающие основания предполагать, что для привлечения гостей хозяева использовали различные обозначения своего бизнеса. Ориентация на иностранцев заметна не только по использованию английских наименований, но и по витражному стеклу над дверью и по плакату на правой стороне здания, уверяющему, что здесь продаются «Лучшие зарубежные вина и крепкие спиртные напитки». Открытка также раскрывает для нас интернациональную атмосферу, которая царила в Ямагата-дори: «Саппоро» соседствует с «York Bar & Restaurant» и «пунктом обмена валюты». Слева от бара мы видим позирующих фотографу трех официанток, а справа выстроились в ряд три повозки рикшей. Внутри заведения нас встречает барная стойка, уставленная впечатляющей подборкой бутылок всевозможных размеров и форм (см. иллюстрацию 4). Столы накрыты белыми скатертями и сервированы стеклянными соусниками. На официантках, одетых на японский манер, – белые фартуки. Композиция подчеркивает, что женщины традиционно призваны обслуживать белокожих мужчин, которые расположились за столами в нарядной одежде по западной моде того времени. Хозяева желают представить свой бар как добропорядочное и элегантное, но в то же время экзотическое заведение.

Илл. 3. Открытка. Бар «Саппоро» снаружи. Источник: Коллекция автора

Открытка «Бывшие товарищи» работы русского художника Николая Богданова-Бельского (1868–1945 гг.) изображает двух белолицых мужчин, которые, распивая алкоголь в баре, ведут глубокомысленную беседу (см. иллюстрацию 5). Судя по облику товарищей, это образованные люди среднего достатка. На стенах виднеются плакаты, а столы застланы газетами. Помещение бара не поражает роскошью, но в нем прибрано. Ли Чжэнпин, который относит истоки барной культуры Харбина к эпохе белой эмиграции из России, замечает, что в таких заведениях устанавливалась внеклассовая атмосфера, которая способствовала общению, совместному распитию напитков и уважительному обмену идеями, в то время как раньше посетители подобных мест уделяли больше внимания участию в трапезах и прочих ритуалах [Li 2006: 280, 302]. Популярная писательница и артистка Ян Сюй (1918–2004 гг.) отмечает, что литераторы того времени часто встречались в таких барах в столице Маньчжоу-го Синцзине, чтобы обсудить последние публикации и поздравить друг друга с новейшими достижениями [Yang 1944a: 97]. Она также живописует благопристойное общественное пространство, которое составляли такие заведения. При этом подобные бары на иностранный манер не были для региона чем-то новым (вспомним давнюю традицию с рекламой алкоголя с помощью вывесок). В то же время не все люди считали питейные заведения респектабельными местами для развития добропорядочного бизнеса и встреч с людьми. Открытка времен поздней Цин изображает местную харчевню, подтверждающую тот факт, что питейные заведения могли быть как «сверхсовременными», так и весьма традиционными (см. иллюстрацию 6). Фотография демонстрирует, что импровизированная харчевня и работающий на улице фотограф привлекли внимание прохожих. В течение всех 1930-х гг. и 1940-х гг. в СМИ и популярной литературе активно муссировалась притягательная сила таких заведений. Бары и рестораны, как и опиумные магазины и притоны, критиковались как источники общественного разлада и места, завлекающие неискушенную молодежь