Красс опустил руку в бадью, вынул и стряхнул капли воды на землю.

— Предлагаешь набрать в наши легионы здешних римлян? Я думал об этом. Вероятно, этого нам избежать не удастся, но пока солдат у нас достаточно, с этим делом не стоит спешить.

— Венанций придерживается другого мнения. В лагере Рицимера у нас состоялся один разговор. Он считает, что если мы объявим набор, многие знатные юноши с радостью придут к нам.

— Как знать, как знать… Считать-то он может все что угодно, но как обстоят дела на самом деле? Вот вопрос. Но я охотно приму тех, кто захочет помочь мне разобраться в сегодняшнем Риме.

— Тогда Венанций — тот, кто тебе нужен. Знаешь ли ты, что сегодня он обратился ко мне с просьбой зачислить его в легион?

— То есть?

— Он хочет вступить в нашу армию. Присягнуть тебе и честно служить. Так он мне сказал.

— Интересно. Но он же служит Антемию. Как на это посмотрит его император? Или он уже знает? Тут надо подумать…

— Так что ты ему ответишь? Он будет на сегодняшнем пиру. И он уже оказал нам большую услугу — не стал мешать вывозить трофеи, хотя, насколько я понял, Антемий сам был непрочь наложить на них руку.

— Ну еще бы! Хотя возмущаться он не будет. Не должен, во всяком случае. Не в том положении наш император… А насчет Венанция я с ним поговорю. Этот юноша доказал свою полезность… Вот что! Скоро нам предстоит выступить на север, надо организовать достойную встречу этому Гундобаду. Я постараюсь узнать, какими силами он располагает, но не думаю, что против него нам потребуются все легионы. Поэтому два легиона останутся в Риме. Командовать ими я поручу тебе. Согласен?

— Как прикажешь, Красс. Хотя битвы с Гундобадом я не страшусь.

— Нисколько не сомневаюсь в тебе. Но с варваром мы, без сомнения, справимся, твоя же задача совсем нелегка. Твои легионы будут неполного состава, из тех, что понесли больше всего потерь. И ты наберешь в них людей так, чтобы они оказались перемешаны с нашими ветеранами и нигде, ни в одной манипуле, не составляли большинства. Поручишь центурионам как следует подготовить их. Таким образом, мы получим два полных легиона. Если все пойдет хорошо, так же поступим с теми, что понесут потери в будущей битве.

— Тогда я еще хотел бы…

— Помилуй, Кассий! Вот-вот у нас будут гости. Не хочешь же ты, чтобы я встречал их здесь в таком виде? Да и у тебя, без сомнения, есть дела до пира. Мы обязательно поговорим с тобой, и очень скоро. Но сейчас мне пора идти.

— Тогда до встречи на пиру, Красс!

— До встречи.

Веселье было в самом разгаре. Вождь бургундов и третий сын короля Гундиоха, молодой Гундобад, восседал за богато накрытым столом и медленно напивался. Вокруг пировала дружина. Дом городского префекта, облюбованный буйными молодцами, гудел от десятков голосов, громких выкриков и пьяного хохота. Один лишь Гунтер, приставленный королем к своему непутевому отпрыску в качестве советника и наставника, оставался трезв. С самого начала пира он так и не омочил седых усов в чаше с вином и теперь неодобрительно поглядывал на своего подопечного.

Не то чтобы он сочувствовал обитателям этого дома, забившимся сейчас в самые дальние углы, чтобы не попадаться на глаза веселившимся воинам, да и до остальных жителей маленькой Перузии ему не было дела. Что с того, что бургунды обобрали их до нитки, и те сидят сейчас по домам, носа не смея высунуть, трясясь за свои жалкие жизни? Римляне слабы и изнежены, потому и заслужили такую долю. Но вот не годится вождю предаваться разгулу в военном походе! Не годится — и все тут. Ладно бы раз или два, но Гундобад устраивает такие попойки в каждом городе, где останавливается на ночлег его войско, и это в то время, когда его славный дядя осаждает Рим! Ясно, что жалкий гречонок Антемий никуда от них не денется, но что если Рицимер возьмет его до подхода бургундов? Ведь тогда вся слава и военная добыча достанутся ему и его воинам. Неужто Гундобад этого не понимает? Нет, надо поговорить с ним еще раз, лишь только он протрезвеет. Взятием Рима должен он стяжать себе славу, а не пирами с дружиной. Не к добру это все. Ох, не к добру!

Размышления Гунтера внезапно прервал яростный рев Гундобада:

— Что?! Что ты сказал, свиное рыло?!

Склонившийся к вождю толстый хозяйский раб отшатнулся было, но тут же вновь согнулся в поклоне и принялся что-то шептать.

— Вот, значит, как! Мы, значит, идем освобождать их Рим от этой греческой тряпки, идем, значит, их защищать от… от… ну, в общем, идем их защищать! А они наше имя порочат! Эй, там, тащите сюда префекта! Потолковать с ним хочу…

Четверо дружинников, сидевших в самом конце стола, тут же вскочили и выбежали из зала. Гундобад отхлебнул изрядный глоток вина и мрачно уставился на дверь.

Несколько минут спустя в зал втолкнули префекта. Высокий прямой старик, гладко выбритый на римский манер, предстал перед вождем бургундов. Он пытался сохранять остатки достоинства, но руки его тряслись, выдавая сильный страх. Однако он не уклонился от тяжелого взгляда, которым наградил его Гундобад. В зале установилась тишина.

— Не ты ли, Паулин, говорил, что Господь покарает бургундов за наши грехи?

Префект ничего не ответил, но Гунтер заметил, как он быстро посмотрел на ухмыляющуюся рожу того самого раба.

— Не ты ли говорил, — продолжал Гундобад, — что мы — варвары и захватчики, поднявшиеся против законного императора, и за то будем гореть в аду?

— Я вижу, тебе уже обо всем донесли. Хорош же ты, вождь, коли слушаешь наветы презренного раба на своего господина.

— Так, значит, это все правда?

Старик сглотнул. Голос его слегка дрожал:

— Правда — это то, что вы сделали с нашим городом. Правда — это граждане, убитые за то, что не хотели отдать вам последнее. Правда — это обесчещенные девушки, что не могли спастись даже в церкви. Правда…

— Довольно! Вижу, ты подтверждаешь слова раба.

Гундобад поднялся из-за стола, распрямив широкие плечи.

— Ты, помнится, грозил мне судом Божьим? Хорошо. Не станем откладывать. Пусть этот суд, которого ты так ждешь, свершится прямо сейчас. Меч! И ему — тоже!

В руках Гундобада оказался его тяжелый, с отделанной серебром рукояткой, меч. Кто-то из дружинников протянул оружие префекту, но тот не спешил его брать. По залу пробежал шепот, дружина предвкушала веселое представление, лишь несколько опытных воинов скривили губы, не видя славы вождю в убийстве старика.

— Бери меч, префект! И да свершится суд Божий. Клянусь Богом, если ты победишь, никто не тронет тебя, и войско мое уйдет из твоего города.

Префект не двигался, по его щекам катились крупные капли пота.

— Так и знал! Ты — трус, и все вы римляне — трусы! Жалкие выродки, вы даже хуже рабов, а ваш Рим…

— Умри, варвар!