– Уже начались съемки? – Торобов спрятал визитку.

– Нет, для этого необходимо разрешение министерства культуры. Я направил письмо министру. Пусть делает альбом, а вырученные деньги пойдут на реставрацию.

– Он сейчас в Баальбеке?

– Он сказал, что летит в Каир, встретится с семьями репрессированных. Вернется через несколько дней. Снял виллу в городе и поселил в ней фотографов. Они готовят аппаратуру. Как только придет разрешение, фотографы начнут работу. И доктор Фарук приедет.

– Вы знаете, где остановились фотографы?

– Да. – Директор открыл ящик стола, достал вторую визитную карточку. Прочитал: – Район Саддула, вилла номер 12.

– Спасибо, доктор Рабах. Быть может, мне удастся повидаться с доктором Фаруком.

Они простились с директором и вышли к машинам, где их дожидались молчаливые агенты безопасности.

Машины петляли по гористым извилистым улицам, среди небольших одноэтажных домов, нарядных изгородей, увитых плющом, крохотных садиков, где начинали зацветать деревья. Въехали в квартал Саддула, оставили машины и пошли разыскивать дом под номером 12.

Мимо с грохотом, мигая воспаленными габаритами, сияя выхлопными трубами, промчался мотоциклист, его застекленный шлем казался головой огромной стрекозы. Две девочки, маленькая и постарше, скакали по тротуару, младшая капризно тянула старшую за подол, а та сердилась и вырывала цветастое платье.

Дом номер 12 не имел ограды, был окружен глянцевитыми деревьями, которые расступались, открывая проход к дверям. Над ними висел старомодный бубенец.

– Возьми, это может пригодиться. – Гассан протянул Торобову пистолет, и тот, принимая оружие, почувствовал в ладони его литую тяжесть.

– Я пойду постучусь. Если Фарук на месте, он узнает меня и впустит, – сказал Торобов, пряча оружие.

– Это неправильно, брат Леонид. Он тебя узнает и попытается скрыться. Я пойду первым. Представлюсь чиновником министерства культуры.

– Нет, я пойду первым.

Они некоторое время спорили. Торобов уступил. Шагнул под крону глянцевитого дерева, на котором набухло множество красных бутонов. Бойцы безопасности обогнули дом, и их не было видно.

Гассан подошел к дверям и позвонил. Торобов видел его руку, нажимавшую кнопку звонка, висящий над дверью бубенец. Земля под деревьями была влажной, темной. По ней ползла жужелица, и ее хитин отливал зеленоватой медью.

Дверь не открывали, Гассан продолжал звонить. Торобов собирался выйти из-под деревьев и подойти. Дверь приоткрылась. Появилось женское лицо, окруженное розовой тканью хиджаба, черные брови, яркие черные глаза. Гассан раскланялся, прижал руку к сердцу, что-то пояснял. Дверь отворилась шире, и Гассан исчез в доме, мелькнула розовая ткань хиджаба и темно-зеленое долгополое платье.

Торобов нервничал. Бутоны, как плотные бусины, были полны красного сока, стискивали в глубине соцветия. Жужелица замерла, вцепилась хрупкими лапками в комочек земли. Торобов сжимал у пояса спрятанный пистолет, порываясь идти к дверям.

Ему показалось, что дрогнул и покачнулся воздух. Оглушительный грохот и треск вышиб дверь, брызнул из окна щепками, осколками, валом дыма. Взрывная волна толкнула Торобова. Из разбитого окна валил дым, из дверей сочилась серая муть.

Он выхватил пистолет, устремился к дому. Сквозь прихожую, где люстра продолжала качаться, по тлеющему ковру ворвался в комнату. Здесь было месиво тряпья, расколотой мебели, блестели под ногами осколки стекла. Две женщины, изуродованные взрывом, в обгорелых одеждах, лежали у стены. У одной был открыт рот, полный розовой пены, и черные брови воздеты в мучительном изумлении. У другой стены лежал Гассан. У него еще дергалась и трепетала рука, но в животе была красная яма с пеной пузырящихся легких. В дом вбегали бойцы Хизбаллы, выставив пистолеты. Торобов, задыхаясь от едкого дыма и запаха парного мяса, думал, что взрыв, убивший Гассана, был направлен в него, и Гассан перехватил этот взрыв, перехватил летящую в Торобова смерть, принял ее удар на себя.

Фарук Низар ускользал от него. Был где-то рядом. Знал о его приближении. Готовил ему ловушки. Наблюдал за ним. Угадывал его действия. Предвосхищал его планы. Смеялся над ним. Его ускользающая тень мелькала под ночным фонарем. Комнаты, куда он входил, носили следы его пребывания – сдвинутый стул, оброненный носовой платок, затихающий звонок телефона. Фарук Низар перемещался вместе с ним, маскировался, прикидывался то портье у входа в отель, то официантом ресторана, то стюардом в «боинге».

Иногда Торобову приходила безумная мысль, что Фарук Низар, этот офицер иракской разведки, обладает даром перевоплощения, принимает облик различных существ и предметов. Мишень, по которой он стрелял в тире, черный продырявленный пулями контур был Фаруком Низаром. И тот уже знал о его задании, ускользнул, оставив дырявую бумагу. Перстень на пальце Шимона Брауде, агента Натив, был Фаруком Низаром, который выслушал разговор, состоявшийся в еврейском центре. Зоб на горле Джереми Апфельбаума дрожал и пульсировал, оттого что в нем спрятался Фарук Низар. Проститутка в Брюсселе на улице красных фонарей, чья тяжелая мясистая грудь лежала у него на ладони, – она была Фаруком Низаром, который, как оборотень, преобразился в стареющую куртизанку. И ветер в вечерней ливийской пустыне, что гнал сухие колючки и пустые мешки, – и это было воплощением Фарука Низара. И в Бейруте круглые тени, на которых стояли бойцы Хизбаллы перед отправкой на фронт, – эти тени были Фаруком Низаром, который смотрел на Торобова, целующего зеленое знамя. И бронзовая жужелица под глянцевитым деревом у дома номер 12 была Фаруком Низаром, который ждал, что Торобов первым войдет в дом и его растерзает взрыв.

Торобов летел в Египет. Пил виски из тяжелого стакана, сидя на борту «боинга», пьянел, и ему казалось, что из ночного иллюминатора смотрит на него лицо Фарука Низара. Того, кого надлежало убить.

Последний раз он был в Каире, когда «Братья-мусульмане» вышли из многолетнего подполья и приближались к власти. Собирали на площади Тахрир стотысячные и миллионные толпы, готовились к свержению Мубарака, метили в президентский дворец. Он встречался с видными руководителями «братьев», и они спрашивали его мнение о развитии ситуации в Египте. Он осторожно предостерегал их от половинчатых решений, указывал на опасность, исходящую от армии, предсказывал военный переворот. Его прогнозы оправдались, и он издалека наблюдал, как свергали Мурси, расстреливали толпы его сторонников, охотились за «братьями», убивая их на месте, истребляли в пыточных камерах. Многие из его знакомцев сгинули бесследно, другие спаслись в изгнании, третьи томились в тюрьмах. Теперь он летел в Каир, надеясь на тайную встречу с теми, кто уцелел, кто снова находился в подполье, поддерживал связи с ИГИЛ и мог указать на след Фарука Низара.

Каир был все тот же, каменный, громадный, с желобами улиц, в которых ревели машины и стояла металлическая мгла.

Торобов остановился в «Фридом-отеле». Каирские телефоны, обозначенные на визитке Фарука Низара, не откликались. Не покидая номер, он весь день потратил на поиски прежних знакомых из числа «Братьев-мусульман». Большинство телефонов молчало. Откликнулись двое «братьев», тех, кто не занимал руководящих постов. И ему стоило большого труда договориться о встрече.