мой добрый кузен, — сказала она в его разуме, зная, что он не услышит это словами. — Спасибо большое, что беспокоишься обо мне. Но со мной всё будет хорошо. Я буду в порядке… ты можешь меня отпустить… со мной всё будет хорошо…»

Он отпустил её, и в тёмных глазах промелькнул проблеск непонимания.

Кали улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ, демонстрируя большой просвет между передними зубами, часть которых была заменена серебристым металлом.

На нём была грязная белая кухонная униформа, покрытая, кажется, кровью — видимо, от убийства того, что подавалось на ужин в отеле ресторана. Кали знала, что отель принадлежал французам, и работник, скорее всего, получал неплохую зарплату по меркам Сайгона, но если бы он трудился в таком же ресторане Нью-Йорка, этого не хватило бы даже на проезд в такси.

Обходя их и бормоча что-то вежливое, Кали добралась до другой стороны, и её больше не пытались остановить, только косились с непониманием.

Медленно проходя мимо них по гравийной дорожке, она держалась поближе к зданию, стараясь не высовываться и подобраться достаточно близко, чтобы увидеть происходящее.

Работники кухни позади неё заговорили более взволнованно и громко, но Кали не обращала на них внимания, поскольку не понимала их слова. И всё же она уловила кое-какие вещи своим светом, услышала, поскольку их разумы стали громче, как и их голоса.

Они гадали, не была ли она пьяна, или же она ещё одна европейская журналистка, гоняющаяся за сюжетом для истории.

Один задавался вопросом, почему женщинам позволяют выполнять такую работу в военной зоне.

Другой гадал, почему у неё нет камеры.

Всё это отвлекало и не особенно помогало, так что Кали отгородилась от них.

Примерно через четыре метра она дошла до угла здания и выглянула из-за белёной наружной стены.

К тому времени она слышала крики. Дым постепенно сгущался, расходясь по переулку от дороги. Видимость значительно ухудшилась, когда Кали высунулась из-за фасада отеля и поискала источник взрыва.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, на что она смотрит.

Наконец-то осмыслив развернувшуюся перед ней сцену, она моргнула скорее от неверия, нежели от какой-то конкретной, определённой эмоции. Посреди бардака она увидела горящую машину. Куски опалённого и почерневшего металла усеивали дорогу, рядом валялась часть сиденья. Передние двери и окна отеля выбило взрывом, в отличие от тех, что выходили назад, но тел не было видно, по крайней мере, на первый взгляд.

Вдалеке она слышала сирены.

Ещё больше криков и испуганных голосов донеслось от людей, но они казались скорее шокированными, нежели ранеными.

Но всё это Кали отметила почти мимоходом.

Вместо этого она уставилась на сцену, разворачивающуюся посреди задымлённой улицы.

Прямо в центре мощёной дороги, возле небольшой лужицы, которая могла состоять из бензина, азиатская женщина с прямыми чёрными волосами боролась с мужчиной, который лежал на спине и пытался дать ей отпор. Азиатка сжимала в одной руке пистолет — почти полностью чёрный полуавтомат, в котором, похоже, имелось немало органики.

Мужчина под ней сжимал запястье руки с пистолетом и пытался сделать так, чтобы она выпустила оружие.

Она кричала на него.

Он орал на неё в ответ, его лицо потемнело от сажи, зеркальные очки исчезли, куртка распахнулась. Ожоги покрывали его грудь и руки — небольшие, но темнеющие на бледной коже. Что-то полоснуло его по голове сбоку — может, шрапнель от взрыва, а может, это дело рук женщины, оседлавшей его.

Кали снова моргнула, но сцена перед её глазами не особенно изменилась.

Её глаза с неверием остановились на молодом мужчине-видящем, лежавшем на тротуаре и боровшемся с азиаткой, которая, как осознала Кали, тоже была видящей, судя по поразительному бирюзовому цвету глаз. Её длинные чёрные волосы спадали вниз, хлеща его по лицу и плечам. Она была одета в тёмно-зелёную майку и, похоже, американские армейские штаны.

Кали её не знала, а вот мужчину узнала легко.

Это был Дигойз Ревик.

— Рейвен! — произнёс он по-английски. — Проклятье! Слезь с меня!

— Бл*дский ублюдок! — выплюнула она.

— Рейвен! Прекрати! Иисусе… дай мне объяснить!

Она ударила его коленом в живот, и он ахнул, схватившись за мышцы пресса.

Но он не отпустил её запястье, как она того наверняка хотела.

Далее она попыталась боднуть его, но Дигойз сумел увернуться, после чего повернулся боком, чтобы заблокировать очередной пинок, нацеленный в пах. Он снова подвинулся, не дав ей ударить его в горло локтем той руки, которую он держал за запястье.

— Объяснить? — выплюнула она. — Серьёзно? Ты хочешь объясниться передо мной, кусок дерьма? Валяй, Дигз. Объясняйся.

Её акцент казался китайским, хотя Кали также слышала там что-то немецкое.

Женщина-видящая, которую Дигойз назвал Рейвен, вцепилась ему в волосы и шарахнула головой о тротуар. Судя по его глазам, на сей раз она почти сумела его оглушить. Однако он всё равно не разжал железной хватки на её запястье, и Кали осознала, что он толком не нападает на неё в ответ.

Вместо этого он, похоже, просто пытался не дать ей навредить ему.

Во всяком случае, не навредить слишком серьёзно.

— Тогда объясни это… членосос! — сказала она, снова пытаясь ударить его.

— Рейвен! — прикрикнул он. — Прекрати! Просто прекрати, бл*дь, ладно? Дай мне встать.

Женщина лишь ещё сильнее стала пытаться высвободить пистолет из его хватки.

Кали нахмурилась, пытаясь решить, что делать.

Она не могла просто позволить китаянке-видящей застрелить его, а женщина, похоже, явно этого хотела. Почему-то она сомневалась, что её попытки вмешаться напрямую принесут пользу… и они оба будут не рады.

Она могла узнать семейный спор, когда становилась его свидетелем. Она знала, что присутствие ещё одной женщины-видящей, то бишь, Кали, может усугубить ситуацию в зависимости от сути спора.

У видящих семейные ссоры быстро набирали обороты.

И всё же Кали не ушла.

Не желая рисковать и усугублять положение, она всё равно подумывала вмешаться — хотя бы стащить с него китаянку, чтобы дело не приняло кровавый оборот. Она всё ещё стояла там и пыталась решить, но тут из бара на другой стороне улицы появился мужчина.

Кали осознала, что он тоже походил на видящего.

Его янтарные глаза сияли в свете солнца и выделялись на поразительно красивом лице, обрамлённом золотисто-каштановыми волосами под кепкой цвета хаки. Черты его лица были восточно-европейскими, но в форме глаз и скул читалось капелька чего-то азиатского.

Его полные губы скривились в гримасе, которая была чем-то средним между весельем и хмуростью. Он двигался быстро, но походка оставалась несколько небрежной.

Подойдя прямиком к этим двоим, будучи одетым в расстёгнутую армейскую рубашку и штаны