Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечер подруги провели у горящего камина. Ариадна рассказывала о нижегородском спектакле, Грета о своих отношениях с издателями, о муже, который жил в основном во Франции, у них был так называемый гостевой брак, что вполне устраивало обоих.
А утром, после завтрака, Грета заявила:
– Все! Я пошла писать новый роман!
– Я тоже поработаю.
– Отлично! Обед у нас есть, а после обеда пойдем гулять. Ты же знаешь, я после обеда не работаю.
– Счастливо тебе! Надеюсь, моя история принесет тебе удачу!
– Это еще не история. Историю я должна придумать. Героиню я назову Аглая.
– Хорошо!
– Все, я пошла!
И Грета поднялась к себе в кабинет.
Вчера Ариадна выключила телефон. Но держать его все время выключенным невозможно, мало ли кому она может понадобиться. И телефон стал звонить беспрерывно, не давая даже взяться за карандаш. Ладно, решила она, пусть я не буду работать, авось, сегодня прозвонятся все, кому я нужна, а завтра возьмусь за дело. Телефон продолжал звонить.
На улице светило солнце, в форточку проникал свежий весенний воздух. Пойду пройдусь, решила она. Оделась и вышла во двор. Как хорошо!
– Куда? – крикнула сверху Грета.
– Пойду пройдусь!
– Гуляй!
Телефон вдруг умолк. Слава богу! Она медленно брела по улице дачного поселка. Тихо.
Спокойно. Ни людей не видно, ни машин, только один велосипедист проехал. Она шла, ни о чем и ни о ком не думая. Только вертелась в голове стихотворная строчка: «Где-то пели смычки о любви…» Что это? Откуда? Ах, Блок… В ранней юности я безумно любила Блока. Как там? «Я сидел у окна в переполненном зале. // Где-то пели смычки о любви. // Я послал тебе черную розу в бокале. // Золотого, как нёбо, аи». Красиво, но почему-то уже не трогает. Душа, что ли, зачерствела? Или насмешливые слова Кондрата: «Декадентская чушь!» – проникли в мозг? Ерунда! Дивные стихи. Конечно, где крутому рокеру Блока понять? У Греты тут есть Блок, надо будет перечитать. Вдруг опять зазвонил телефон. Она вздрогнула. Андрей! Надо ответить. Тут я в безопасности.
– Алло! Андрюша!
– Красавица моя, ты куда подевалась? Ты получила мою корзинку?
– Да, спасибо! Розы чудесные, но мне пришлось срочно опять уехать.
– И где ты сейчас?
– В Ижевске! – ляпнула первое, что пришло в голову, Ариадне.
– В Ижевске? Что ты там делаешь?
– Костюмы для местного театра.
– А что, ты попала под европейские санкции? Тебя уже не пускают в Европу?
– Да нет, пока все не так плачевно! Просто мой друг ставит в здешнем театре «Бешеные деньги», – вдохновенно врала Ариадна.
– А! И ты там надолго?
– Надеюсь дней за десять управиться. У меня есть кое-какие наработки. А ты надолго в Москву?
– Увы, только на неделю. Хотел Даньку повидать. Ты же знаешь, что с ним случилось?
– Да, я слышала! Какой ужас! Воображаю, что ты пережил!
– И не говори! Но его неожиданно услали в Египет, только завтра возвращается. Я было подумал, не махнула ли ты с ним в Египет?
– Я? С ним? С какой это радости? Ты с ума не сошел? – совершенно искренне возмутилась Ариадна.
– Да он, видишь ли, от жены ушел, ну я и подумал… Он же был от тебя в таком диком восторге…
– Андрей, ты меня извини, но больше всего это похоже на старческие бредни. Рановато в твоем возрасте. Всех благ!
И она отключила телефон. Пусть теперь обзвонится! Будет умолять о прощении. Или обиделся на «старческие бредни»? И хорошо! Пусть! Не хочу я больше даже думать о нем. Хватит с меня музыкантов! Попортили они мне крови изрядно. И Данила мне тоже не нужен. Мальчишка! И вообще… Ну их всех!
Она повернула обратно. Грета встретила ее вопросом:
– Чего вид такой воинственный? С кем воевала?
– С Кульчицким-старшим.
– И как?
– Придралась к слову, оскорбилась и послала его. А как твои успехи?
– Да вроде нормально. Я начала со сцены в кафе. И знаешь, взяла эпиграф из Блока. «Я сидел у окна в переполненном зале…» Ты чего глаза вытаращила, они и так у тебя как плошки!
– Я шла и почему-то в башке вертелись именно эти строчки и вспомнилось, как меня презирал Кондрат…
Грета очень внимательно на нее посмотрела.
– Знаешь, я подозреваю, что это будет лучший мой роман. Я буду просто считывать тебя…
– Боюсь, это будет провальный роман, если станешь на меня ориентироваться. У меня нет сейчас никакого романа. И не предвидится.
– Будет-будет! И очень скоро!
– И с кем же?
– Подозреваю, что Кульчицкий-младший своего не упустит.
– Да брось ты! Не хочу я этого.
– А кто тебя спрашивать будет? Он из породы воинов, даже завоевателей! А при этом не бандит. И переспать с ним уж точно стоит!
– Знаешь, он сказал мне одну фразу…
– Какую?
– Правда, он был тогда нетрезв… «Неужели вам неохота хотя бы сравнить отца и сына в постели».
– Да, гадкая фразочка… Но у парня просто крышу снесло.
– Какая разница! Что у трезвого на уме… И к тому же ему есть за что мстить отцу. Как-то грязно получается.
– Все сказала?
– Ну, вроде да.
– А теперь послушай меня! Все это хорошо в литературе. А жизнь… она другая, и все доводы рассудка и морали отступают, если есть любовь.
– А если нет?
– Да есть! Есть! Он любит тебя, похоже, по-настоящем у, ну а ты… ты должна позволить ему тебя любить. Он молодой, горячий, сильный… Не надо выходить за него замуж, даже думать об этом не надо, а вот переспать надо! А вдруг понравится? Может, это твой мужчина? Ты его от жены не уводила и… Твоя совесть чиста.
– Ну, пока что моя совесть действительно чиста.
– Да ну тебя! И вообще, не ломай мой сюжет!
Данила возвращался в Москву в растрепанных чувствах. Он знал, что в Москве его ждет отец. Ему сейчас совершенно не хотелось его видеть. Мысль о том, что он спал с Ариадной, была непереносима. А ведь она уже должна была вернуться из Нижнего… А что, если они встретились? А если она с ним?.. Я умру! Я просто умру! Может, попытаться как-то избежать встречи? Или нет? Нет! Надо с ним увидеться, чтобы понять – было или не было? Если было… тогда я заставлю себя забыть о ней. Иными словами, отступлюсь? Да никогда в жизни! Несмотря ни на что! Она должна быть моей. И будет!
Данила сейчас жил в квартире у Федора, что категорически не нравилось Инне Львовне. Как бы эти два холостяка не спились без присмотра. Встреча с отцом произошла в ресторане гостиницы, где остановился Кульчицкий-старший.