Насмешливо фыркнув, так тихо, что даже Этайн едва расслышала, Гримнир сел на бревно и стал наблюдать за троицей. Первые три броска отняли у них час: Нори и Нотт спорили даже из-за ничтожных мелочей, от разрешенных поз до истинного смысла фразы «игровое поле»; горбатый Нали все их слова встречал гробовым молчанием и каждый раз выкидывал значение больше, чем его братья. И должен был бы выиграть… но тут Нори объявил два последних тура нечестными, потому что не мог встать ровно.

На четвертый раз Нотт дернул Нали за локоть, и одна из костей отлетела к самому краю озера. Старшие братья ринулись за ней, подскакивая, словно бородатые дети.

– Где упала, там сыграла, червяк! – крикнул Нори.

Опечаленный вырванной из рук победой, Нали поплелся за ними.

Однако когда он поравнялся с Гримниром, тот дернул его за руку ближе к себе. Этайн заметила, как блеснуло железо; Гримнир что-то передал карлику и многозначительно ему подмигнул. Нали моргнул, бросил взгляд на негодяев-братьев и безуспешно попытался спрятать довольную щербатую улыбку.

И вот пришло время бросить кости в последний, пятый раз. Скрюченный коротышка Нали вышел победителем, но тут вперед выступил Нори. Подхалим Нотт юркнул в тень брата, бубня льстивые слова и облизывая потрескавшиеся губы в надежде, что ему перепадут кусочек мяса и капелька крови. Насупившийся Нали встал позади них, скривившись от лютой ярости.

– Я заберу награду, сородич, – сказал Нори со злорадной усмешкой, исказившей его черты. Он шагнул к Этайн.

И в это же мгновение Нали, глухо вскрикнув, нанес удар.

Горбатый карлик отпихнул плечом Нотта, переданный Гримниром нож блеснул в свете костра и по рукоять погрузился в шею гнома. Нори запнулся, закричал от боли, но его крик обратился влажным бульканьем: из раны хлынула черная, вонючая кровь. На его лице застыло неверие. Еще шаг – и он рухнул навзничь, мертвее самого Иуды.

На миг все замерли; повисла оглушительная тишина, которую нарушал лишь треск поленьев в костре. И вдруг из груди Нали вырвалось тоненькое хихиканье. Коротышка запрыгал, заплясал. Когда он закружился, кудахча и припевая, настало время ударить Нотту. Зарычав, будто дикий зверь, средний брат вскочил с земли и сжал на глотке Нали длинные пальцы. Кудахтанье Нали перешло в хрип; Нотт повалил его наземь, и они принялись кататься по земле, молотя, кусая и пиная друг друга. Гримнир и Этайн смотрели, как Нотт когтистыми руками вырывает клочья кожи из шеи Нали, а горбатый карлик, в свою очередь, пытается выдавить брату глаза.

– Только полюбуйся на благородных и могущественных сынов Наинна, – произнес Гримнир. Нотт придавил брата к окровавленному трупу Нори, и Нали, выпучив глаза, безмолвно молил Гримнира о помощи. – Переубивали друг друга за кости и посуленный кусок мяса.

Он сплюнул. Потом поднялся с бревна и подошел к дерущимся гномам. Никто не успел и глазом моргнуть, как он схватил Нотта за волосы, оттянул его назад так, что чуть не сломал ему спину, потом быстрым слитным движением достал сакс и перерезал гному горло. Из широкой раны хлынула фонтаном зловонная черная кровь; она окатила Нали с ног до головы, и тот закашлялся, пытаясь отпихнуть от себя умершего брата.

И даже теперь гном все равно желал получить награду. Он перевернулся на живот и резво пополз к Этайн, в его мертвых глазах зажглись недобрые огоньки голода и похоти. Вонючая кровь брата все еще текла по его лицу, и Нали слизывал ее с губ, двигаясь проворно, словно чудовищный краб. Этайн отшатнулась и попыталась поджать ноги. От одной мысли о грязном прикосновении Нали ее передернуло.

Гримнир схватил его в дюйме от девушки. Он опустил ногу на горбатую спину гнома, прижав карлика к земле и с шумом выдавив из его легких последние остатки воздуха.

– Ты обязан мне жизнью, бородач, – сказал Гримнир. – Открывай проход.

Нали забился, пытаясь вдохнуть.

– Н-но ты сдержишь слово?

– Нет никакого слова. Ты обязан мне жизнью. Открывай, горбун несчастный, или я продырявлю тебе брюхо! – нагнувшись, Гримнир ухватил Нали за волосы и поднял его в воздух. Он махнул Этайн. Девушка поднялась на дрожащие ноги. – Поворачивайся, – Гримнир рассек ее путы одним ударом сакса и, уверенный, что она последует за ним, потащил гнома к проходу в древесном частоколе.

На секунду Этайн замешкалась, глядя ему в спину, но потом подхватила его сумку и поспешила вслед.

– Так ты… ты не собирался меня им отдавать, да?

– С чего бы мне? – Гримнир остановился, чтобы она догнала его. Нали корчился в его руке. – Раскрой глаза, маленькая тупица. Три на одного? А вот теперь расклад мне больше нравится, – и он потряс горбатым гномом, словно мешком. – Так оно, сородич?

– Лжец! – взвизгнул Нали. – Чтоб тебя Имир ослепил!

– А разве я говорил, какую награду обещаю, бородач?

– А они думали… – начала Этайн.

– Дураки вечно додумывают, – Гримнир отпустил Нали и толкнул его к проходу меж деревьев; горбатый гном медленно пошел вперед, хныча себе в бороду и потирая раненое горло. Он шагнул через деревянную арку.

Над головой Этайн встала стена витых стволов. Необычайно древняя крепость из искривленных деревьев и переплетенных ветвей. Стройные березы обнимали гигантские тисы, появившиеся на свет еще при Христе дубы успели пустить множество побегов, и те проросли меж ветвями боярышника и бука. А по краям, словно стражи, сдерживающие напирающую толпу, высились бесчисленные ясени, от нежных деревец до седых старцев с посеревшей корой, которые видели, должно быть, самый рассвет мира. Этайн замерла у врат, дрожа от самой мысли о том, что может за ними скрываться. И впрямь Иггдрасиль, Мировое древо из мифов? Или ее ждет лишь языческий морок, игра теней, которые не осветило еще Слово Божье?

– Давай, – толкнул ее под арку Гримнир. Девушка ахнула. Однако тяжесть мрачных опасений, теснившихся в груди, не заслонила от нее изысканную красоту разросшегося под оградой древ сада. Словно собор, словно языческая святыня из живого дерева. Из выкованных гномами светильников, будто от небывалых тварей из меди и бронзы, струилось белое, золотое, красное сияние. Оно освещало и замысловатый узор на полу – лабиринт переплетенных корней, то и дело норовивших подставить подножку. В сердце сада высился первозданный ясень.

– Иггдрасиль, – прошептал Гримнир.

Этайн закашлялась. Воздух здесь был напитан тяжелым ароматом древних растений, влажной земли и опавших листьев. Девушка различала вдалеке завывание ветра, шелест крыльев и еле слышное стрекотание белки.

Они пошли следом за Нали. Гном приблизился к древу с большим почтением, словно жрец к своему богу; на волчьем лице Гримнира заиграло почти детское изумление, однако холодный расчетливый огонь в глазах не померк, и он стал похож на купца, который подсчитывает выгоду, даже любуясь своим золотом. Этайн же подходила к узловатому скрюченному исполину с недобрым предчувствием.

Перед ясенем, увитая его живыми корнями, стояла каменная чаша, полная мерцающих угольев. Под тяжестью времен от ствола осталась лишь оболочка, и внутрь вела арка из грубо обтесанных камней. Каждый камень обвивала дорожка вырезанных на нем рун. Тьма под аркой была столь беспросветна и глуха, что показалась Этайн игрой света; но девушка никак не могла объяснить пробирающее до костей дуновение ветра, доносившееся с другой стороны.