я во вкус вошла, до любовных утех ох и охочая была, ох и ловкая! Иногда думаю, зачем мне было зельем приворотным пользоваться? За него ведь цена немалая полагается — деток небеса не дают.

Екатерина Васильевна замолчала. Опять принялась терзать синее перо на меховом берете. Впереди показался заснеженный пригород. Я заволновалась, что не услышу конец этой занимательной истории.

— Ну, продолжайте Катя, если не врете, — опять попыталась я спровоцировать свою собеседницу.

Женщина улыбнулась снисходительно, словно поняла мою уловку.

— Да, уж совсем немного досказать осталось. Влюбился в меня мой Петя, тут и зелье подействовало и опыт мой богатый в любовных утехах. Полтора года мы с ним любовь жаркую крутили. Научила я его всем премудростям. Жениться на мне надумал, к отцу пошел. Но просчиталась моя матушка! Большие деньги, обычно на таких же больших деньгах и женятся. Скандал был огромный! Петю за границу отправили, а нас с матушкой из дома выставили с позором. Вот тут мы горя и хлебнули. Даже милостыню просить приходилось. Матушка заболела и умерла, а меня однажды Агафья Платоновна увидела и к себе взяла.

Екатерина Васильевна протяжно вздохнула, украдкой вытерла щеку.

— Ну, вот за разговором и не заметили, как приехали. Вот он наш город главный, северный, — женщина развела руками, словно пыталась охватить и высокие дома из камня и толстых бревен, и деревянные заборы, и заснеженные деревья.

Мы уже проехали пригород, когда мой мобиль вдруг стал вести себя странно. Но с этими фокусами Буцефала, я уже сталкивалась. Коротко выругавшись, хлопнула себя по лбу.

— Что случилось, Эмма Платоновна? Неужто кристалл разрядился? — обеспокоенно повернулась ко мне Екатерина.

Я хмуро смотрела на медленно и красиво падающий снег за окном мобиля и чуть не плакала. Зарядные станции были здесь не такими частыми, как наши бензоколонки. Как я смогла убедиться за время нашего великого путешествия из краев южных в северную окраину, зарядка кристалла была делом очень дорогостоящим и почти всегда очень желанным. Конечно кристалла хватало не на одну тысячу километров пути, но если он разрядился не вовремя, можно было бросать мобиль и двигаться дальше пешком. Наверное поэтому здешние дороги были почти пустыми, а в далекий путь на мобилях рисковали пускаться лишь единицы смельчаков, или же по незнанию такие экземпляры, как я.

— Разрядился, — мой голос предательски задрожал. — Екатерина Васильевна, а ближайшая зарядная станция далеко отсюда?

Женщина молча открыла дверь и тяжело вывалилась из мобиля прямо в рыхлый сугроб. Она путаясь в длинных полах своей шикарной шубы, обошла мобиль и открыла мою дверь.

— Выходите Эмма Платоновна, приехали! Дальше пешком пойдем. Зарядных станций у нас всего лишь три на весь город с пригородом и на ближайшие села. Дело это непростое, зарядные станции содержать. Нет, я не спорю оно конечно прибыльное, но где столько людей набраться которым боги такую щедрость отсыпали — кристаллы заряжать.

Я взяла сумочку и соскочила со своего теплого, нагретого места на заснеженную обочину. Поежилась от прохладного ветерка, запахнула шубку.

— Вы, что-то путаете Катя. Я сама видела, что на зарядных станциях оборудование стоит, там кристаллы не руками заряжают. Тут перед моими глазами возникли ладошки Лизы, и щедрые синие искры пересыпающиеся из них, прямо в серое нутро кристалла.

— Вот вроде вы девушка умная и современная, а иногда глупой-глупой мне кажетесь, Эмма Платоновна! Вы уж простите меня за прямоту. Всякому известно, что оборудование будет работать только тогда, когда человек с Синим Даром рядом жить будет! — пыхтела Екатерина, преодолевая очередной сугроб.

Я остановилась припоминая, что действительно, возле каждой зарядной станции непременно стоял неподалеку особняк, который больше смахивал на небольшой, укрепленный дворец. Опять вспомнились ладошки Лизы из-под которых весело прыгают синие искры, и мое сердце заныло тупой болью. Ох, девочка моя!

Подняла голову к хмурому серому небу и застыла от неожиданности. Белесой, гиганской сигарой над городом плавно перемещался дирижабль. В точь-точь такой, каким я его видела на картинке в своем детстве. Я проводила его глазами, но вопросов Екатерине Васильевне задавать не стала. Не хотелось вызывать ее удивление, своим отсутствием знаний. Потом во всем разберусь, по всему видно, что здесь я надолго и прочно застряла.

Вначале я с интересом раглядывала город, но потом устала. Одно дело глядеть на все красоты из окна мобиля, совсем другое плестись устало вслед за бодрой Екатериной Васильевной.

— Ну, вот и пришли кажется, — обернулась ко мне женщина и остановилась напротив большого и массивного дома.

Он как и многие здешние постройки состоял из трех этажей, первый был сложен из красного кирпича, а два других матово поблескивали круглыми и толстыми бревнами. Крыша тоже была красной, из толстого и гладкого железа. На ней лежал снег. Когда мы поднялись по широким ступенькам на крыльцо, снег вдруг вздумал спуститься вниз. Он протяжно заскрипел по железу мерзлой коркой, завис на мгновенье козырьком гиганской бейсболки, дрогнул пытаясь удержаться на самом краю крыши, а затем рухнул белой лавиной.

Мы с Екатериной едва успели отпрыгнуть назад, что бы избежать участи быть погребенными под снежным сугробом.

Оцепенев я постояла минуту и опасливо поглядывая наверх, толкнула дверь под вывеской"Вы ищете — мы находим"

Дверь оказалась заперта. Я разозлилась и увидев неприметную, серую кнопку звонка, резко с силой ее нажала.

Звонок глухо крякнул. Простуженно засипел. Через секунду дверь открылась, словно с той стороны только и ждали когда я позвоню.

Выглянувшая, пожилая мегера придерживая дверь тощей жилистой лапкой, уставилась на меня круглым и злым глазом.

— Мы сегодня закрыты! — проскрежетала женщина, показывая желтоватые, длинные зубы.

Она хотела захлопнуть дверь перед самым моим носом, но не успела. Я оказалась проворней. Рефлекс приобретенный за годы работы в полиции неожиданно сработал. Я мгновенно выставила ногу вперед, героически выдержала удар по щегольскому сапожку, но устояла.

— Я, Эмма Платоновна Загряжская! Мне ваше агенство рекомендовал Валериан Антонович Добужинский! — заорала я громко, то ли от боли, то ли от досады.

В щель полузакрытой двери высунулся нос в красных прожилках и с родинкой-горошиной сбоку, затем показался круглый глаз. Он уже не был злобным и холодным. В нем светилось любопытство смешанное с почтением.

— Да, что же вы сразу то не сказали! — запричитала старая мегера и распахнула дверь.

Она суетливо повела нас через длинный и темный коридор, отворила высокую белую дверь с медной ручкой в виде головы льва держащего в клыкастой пасти