Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я иду не за ним, а направляюсь в башенку; там, в стене, с ужасом вижу большую дыру. Билли и Нед пробили гипсокартон и теперь стоят, внимательно разглядывая открывшуюся нишу.
– Что это такое, черт возьми? – спрашиваю я.
Обернувшись, Нед хмурится: он увидел мои взлохмаченные волосы.
– Бог мой! Надеюсь, мы вас не разбудили?
– Гм, да. Разбудили. – Я тру глаза. – Который час?
– Полдесятого. Мы постучали во входную дверь, но вы не откликнулись. И мы подумали, что вы отправились на прогулку или куда-нибудь еще.
– Что это с вами? – спрашивает Билли, указывая на мое предплечье.
Я опускаю взгляд на полосы от когтей.
– А, ничего. Ганнибал оцарапал меня на днях.
– Я имел в виду другую руку.
– А что?
Смотрю на синяк, опоясавший запястье, будто уродливый синий браслет. Откуда он взялся? Впрочем, я не помнила и того, как ушибла ногу несколько дней назад.
Я подумала о капитане и о том, как он прижимал к кровати мои руки. Я помню тяжесть его тела, вкус его губ. Но это был всего-навсего сон, а сны ведь не оставляют синяков. Может, я споткнулась во тьме где-то на полпути из туалета? А может, ударилась вчера днем на пляже? Я могла приложиться где-нибудь о камень и не ощутить боли, напившись вина до полубеспамятства.
У меня так пересохло в горле, что я с трудом отвечаю на вопрос Билли:
– Возможно, я схлопотала это, когда готовила. Иногда я так увлекаюсь, что могу случайно стукнуться и ничего не почувствовать. – Страшно хочется сбежать, и я отворачиваюсь от плотников. – Мне просто необходима чашка кофе. Я сварю его – присоединяйтесь, если хотите.
– Сначала взгляните, что мы нашли за стеной, – предлагает Нед.
Он вытаскивает еще один кусок гипсокартона, увеличивая обзор ниши.
Я заглядываю в прореху и вижу поблескивающий латунный подсвечник и стены, выкрашенные в мятно-зеленый цвет.
– Это маленький альков. Как странно.
– Пол там все еще в хорошем состоянии. И посмотрите на лепнину под потолком. Такая была в доме, когда его построили. Это пространство будто из мемориальной капсулы – оно не изменилось за все эти годы.
– С какой стати кому-то понадобилось отгородить альков?
– Мы с Артуром побеседовали на эту тему, но никому не пришло в голову хорошей мысли. Мы считаем, что это было сделано еще до его тетушки.
– Вероятно, это пространство для контрабандистов – там они хранили выпивку, – предполагает Билли. – А может, прятали сокровища.
– Здесь нигде не видно двери – ни войти, ни выйти. – Нед качает головой. – Нет, это место было замуровано, точно могила. Кто-то решил стереть сам факт его существования.
Невольно вздрагиваю, заглядывая внутрь комнаты, которая замерла во времени примерно поколение назад. Что за скандальная история могла заставить кого-то замуровать это пространство, замаскировать нишу гипсокартоном, чтобы навсегда скрыть альков от чужих глаз? Какую тайну пытался сохранить этот человек?
– Артур хочет, чтобы мы вскрыли нишу и покрасили там стены в тот же цвет, что и во всей башенке, – сообщает Нед. – Вдобавок придется отполировать и покрыть лаком полы, это займет еще неделю-другую. Мы уже несколько месяцев работаем здесь, и я начинаю думать, что не закончим никогда.
– Безумный старый дом, – замечает Билли, поднимая с пола кувалду. – Интересно, что же еще он скрывает…
Билли и Нед сидят за моим кухонным столом, широко улыбаясь, – я ставлю перед ними дымящиеся тарелки, от которых идет аромат говядины и лаврового листа.
– Я все утро принюхивался – так вкусно пахло! – признается Билли, чей бесконечный аппетит не перестает удивлять меня. С большим рвением он берется за ложку. – Нам было любопытно, что вы тут сварганили.
– Лабскаус, – отвечаю я.
– По мне, это жаркое из говядины. – Он проглатывает полную ложку и вздыхает, прикрыв глаза от глубочайшего удовлетворения. – Что бы это ни было, ощущение такое, будто я помер и отправился в рай.
– Еще это блюдо называют матросским рагу, – поясняю я, когда оба плотника принимаются с аппетитом есть. – Рецепт восходит к викингам, только те использовали рыбу. И пока он странствовал по миру, моряки постепенно заменили рыбу говядиной.
– Классно, что говядиной! – бормочет Билли.
– И пивом, – добавляю я. – В этом блюде очень и очень много пива.
Билли поднимает над головой кулак:
– Ура пиву!
– Ну же, Билли, вы не можете просто вдыхать аромат. Вы должны сказать, что вы об этом думаете.
– Я бы съел еще тарелку.
Кто бы сомневался! Когда речь заходит о еде, Билли самый неразборчивый человек из тех, кого мне приходилось встречать. Он проглотит и жареный башмак, если поставить его перед ним на стол.
А вот Нед неторопливо зачерпывает ложкой кусочки картофеля и говядины, а потом задумчиво жует.
– Надо понимать, это куда вкуснее того блюда, которое ели матросы в давние времена, – заключает он. – Этот рецепт непременно должен войти в книгу, Эйва.
– Я тоже так думаю. Рада получить печать одобрения от Неда Хаскелла.
– А что вы приготовите нам на следующей неделе? – интересуется Билли.
И получает кулаком в плечо от Неда.
– Эйва готовит не для нас. Она исследует рецепты для своей книги.
В эту книгу войдет несколько десятков достойных рецептов, от старинного франкоканадского пирога туртьер со свининой – ароматного, истекающего нежным жирком, – до седла оленя с ягодами можжевельника и множества блюд из соленой трески. Сейчас я могу испробовать все это на жителях штата Мэн, мужчинах со здоровым аппетитом.
Билли быстро управляется с жарким и уходит наверх, чтобы взяться за работу, а вот Нед задерживается за столом, наслаждаясь последними ложками еды.
– Нам будет очень грустно, когда мы закончим работать в вашей башенке, – признается он.
– Мне тоже будет жаль потерять своих дегустаторов.
– Я не сомневаюсь, Эйва, что к вам выстроится огромная очередь добровольцев.
У меня пиликает мобильный, и на дисплее всплывает имя моего редактора. Я старалась избегать разговоров с ним, однако общаться рано или поздно придется. Если не ответить сейчас, он будет настойчиво звонить каждый день.
– Здравствуй, Саймон, – говорю я.
– Так, значит, тебя не съел медведь?
– Прости, что не перезвонила раньше. Завтра я пришлю тебе еще несколько глав.
– Скотт полагает, что мы должны приехать и уволочь тебя домой.
– Я не хочу, чтобы меня тащили домой. Я хочу продолжать работать. Мне просто нужно было удрать.