Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Варшава коротко глянул на него и повысил голос:
— Не стал бы! А среди нас — тоже полоумных не замечено. Стало быть, кто-то…
— Подставил! — ахнул от догадки Есаул. Вор поводил раздумчиво головой на реплику старого приятеля:
— Ну, на сурьезные проблемы этим не подставишь — чай, не при Иосифе Грозном живем… И не на оккупированной территории… Хотя — клин, конечно, лишний промеж нас с уголовкой таким манером вбить можно… Подставил… Дали себя подставить! Кто мог узнать, что мы сбросы делаем? Вот тот и пошутковал. Манера у него такая — он, я же говорил, даже пятки тому терпиле треугольником расписал — типа того, что, мол, блатные куражились…
— Если найдем — так я ему жопу на британский флаг порву, — уже серьезно, при общем молчании пообещал Тихоня.
— Если!!! — ощетинился Варшава. — Если… Думайте, кто чего видел, кто чего слышал. Знаю — если кого Баба-яга за язык дернула — вслух не скажет. Пусть тогда ко мне приватно подойдет, я сор выносить не буду…
Озадаченно шушукаясь, все разошлись, но минут через пятнадцать к Варшаве вернулся Есаул и признался, густо краснея и запинаясь:
— Сразу-то как-то и не вспомнил… Я — старый каторжанин, а тут… Тебе скажу. С месяц назад дело было. Выпивал я раз сильно, и знаешь, с кем? С племянником. Он с Перми. Работает там опером. В Питер редко-редко приезжает. Хороший такой пацан — все мне рассказывает, что надо, мол, по закону, без рукоприкладства… Советуется со мной. Ну, по-человечьи… И вот я ему и рассказал — ну, для примера, как наш мир иной раз может и с уголовкой договориться… Потому что на его территории в Перми как раз и баня есть… Помянул я — сам знаю, что косяк, — и тебя, и Токарева… Объяснил, где тайник у нас и для чего по такой системе запустить карусель решили…
Варшава раздраженно слушал и не понимал:
— И что? Этот племяш твой с Перми сюда обратно приехал и учудил все это?!
— Господь с тобой! — Есаул даже руками всплеснул и продолжил: — Дело-то уже после закрытия бани было… Потому говорили свободно, громко, а потом я — глядь: а в соседней кабинке паренек еще трется… Такой — никакой… И как он проскользнул? Я же всех выпроводил… Вот он-то всю историю и мог слышать. Такая вот канитель.
Вор подобрался, почуяв след:
— Так, а что мы про него знаем?
— Ничего…
— Ну, как он выглядел-то? Манеры? Есаул задумался:
— Не с нашего огорода. Это — сто пудов. Блеклый такой, улыбка заискивающая… Я потому и значения не придал…
Варшава снова начал злиться:
— Какой «блеклый»?! Мы что с тобой — художники? Опиши!
У Есаула от напряжения даже лоб бисеринками пота покрылся:
— Ну… помнишь фильм «Адъютант Его Превосходительства». Там в контрразведке был такой офицерик молоденький, он кого-то там замучил, а ему потом полковник сказал: «Я сомневаюсь, подпоручик, была ли у вас мать…»
— И?..
— Вот у паренька — навроде такие же глаза.
Варшава устало дотряс в свой стакан пену из бутылки «Жигулевского»:
— Эх…
Вор отхлебнул и вдруг выпрямился:
— Глаза пластмассовые?
— Нет, он — зрячий!..
Варшава завертелся, отставив стакан:
— Блядь, ну — как у куклы, которая моргает, когда ее качаешь?
— Во-во… навроде того…
— Во-во!!!! Эх, Есаул!!!
Вор от огорчения даже вскочил и забегал по комнате, а его приятель с опасливым удивлением смотрел на него.
— Ты что, его знаешь?
— Ни ухом ни рылом — но так хочу познакомиться!!!
— Объясни толком.
Варшава снова присел за стол, подпер голову кулаком:
— Объясняю. Еще раз увидишь его в бане… хоть в пиво что подмешивай, хоть бутылкой по затылку — это тебе на усмотрение… а потом — мухой за мной. Кровь Проблемы на нем. Остальное тебе надо?
Потрясенный Есаул молча покачал головой, а Варшава так расстроился, что даже не стал костерить приятеля за запаленную систему главпочтамта…
Вор позвонил Тульскому, сказал коротко:
— Заскочи вечерком, новости есть…
…К Варшаве Артур заявился вместе с Токаревым-младшим, поскольку они вдвоем целый день, как проклятые, отрабатывали связи Треугольникова — чем чуть ли не до слез растрогали Кружилина, который решил, что друзья стараются для него — чтоб из прокуратуры вздрючки за материал не было.
Отработка связей покойника ничего не дала, хотя парни ходили и на производство, и по друзьям, и даже искали несуществующую любовницу…
— Заходи… Заходите, — встретил вор молодых людей и дернул бровью в сторону Артема непонимающе.
— Здорово. Это Артем, друг мой. Ну, сын Василия Павловича. Помнишь, я тебе рассказывал.
— А-а, — протянул Варшава. — Тогда, конечно. Стало быть, чужих нет. Ну, садитесь, почаевничаем.
Когда сели за стол, вор так пристально начал разглядывать Артема, что Тульский даже заерзал — ему стало неудобно.
— Цыть! — прикрикнул на него Варшава. — Я, может, гляжу — насколько он на батьку похож. Хотя — сразу-то так и не кажется, вглядываться надо.
Вор вынес с кухни к столу сушки, хлеб с молоком и брусок сыра российского. Посмотрел, как лихо молодежь начала уничтожать продовольствие, и усмехнулся:
— Спелись, значит. Тульский и Токарев — вместе сложить — «тэтэшка» получается…
— Что? — переспросил Артур с набитым ртом.
— Я говорю — Тульский-Токарев — так пистолет «ТТ» расшифровывается, ферштейн?
— А ведь точно…
Ребята переглянулись, заулыбались от неожиданно возникшей ассоциации, впрочем, жевать не перестали. Варшава сначала молча смотрел на них, давая утолить первый голод, потом сказал:
— Ну, если вы вместе такие грозные, как волына — слушайте сюда…
И начал подробно рассказывать — и про систему возврата документов, и про все то, о чем поведал ему Есаул. Под конец его речи Артур с Артемом уже не жевали, сидели молча, как пришибленные…
— Вот такая мухосрань, — закончил вор и посмотрел на притихших парней внимательно: — Ох, братцы-кролики, найти его надо. Я бы сказал — сыскать, и ценой — любой. Давайте. Ваше время пришло.
— Если бы не текучка, — вздохнул Тульский, но Варшава не дал ему договорить:
— Если бы у бабушки был хер с яйцами — то была бы она дедушкой! Давайте, как псы — на след нападайте, руки-ноги свяжем, приволочем… батьке твоему!
Вор лукаво глянул на Артема и продолжил, словно мечтал:
— А если он не докажет, то я с Тихоней желчью его упыриной цветочки на могиле Проблемы полью.
Артем даже поежился, Варшава почувствовал, как сгустилась атмосфера в комнате, и решил разрядить ее.