Мисс Фэнхолл ничего не ответила, он было потянулся к ней, но потом застыл с убитым видом.

Посидев так несколько секунд, он заметил:

— Здесь опять станет так одиноко… Осмелюсь предположить, что через пару недель я и сам вернусь в Нью-Йорк.

— Надеюсь, вы пришлете о себе весточку, — сказала девушка.

— С превеликим удовольствием, — сухо ответил он, с досадой глядя на нее.

— Эй, мистер Хокер, — закричала младшая барышня Вустер, отвлекаясь от спора Холландена и Оглеторпа. — Вам будет грустно без Грейс? Если честно, то я даже не знаю, что нам теперь делать. Нам ее будет ужасно не хватать, правда?

— Правда, — грустно кивнул Хокер. — Нам действительно будет ужасно не хватать ее.

— Это будет просто кошмар! — подлила масла в огонь старшая барышня Вустер. — Я понятия не имею, как мы будем без нее. А через десять дней уедет и Холли. О господи! И это при том, что мама, боюсь, заставит нас торчать здесь до конца лета. Так приказал папа, и она, надо полагать, его не ослушается. Папа настаивает, чтобы она хоть один раз хорошо отдохнула. Знали бы вы, сколько у нее в городе разных дел — невпроворот!

— Эй! — неожиданно вмешался Холланден. — У вас такой вид, будто вы взялись травить Хокера. Он, бедняга, выглядит как затравленный заяц. Что вы ему такого наговорили?

— Скажете тоже! — ответила младшая барышня Вустер. — Мы лишь сказали ему, как здесь будет одиноко без Грейс.

— О господи! — вздохнул Холланден.

Когда совсем стемнело, к компании присоединилась мама барышень Вустер. Это был верный признак того, что девушки вскоре уйдут. Миссис Вустер села на самый краешек стула, будто ожидая, что ее вот-вот позовут и она с готовностью уйдет, пожелав всем доброй ночи. Красноречие Холландена она вознаграждала рассеянными улыбками дуэньи.

Через какое-то время младшая барышня Вустер пожала плечами, повернулась к ней и сказала:

— Мама, ты заставляешь меня нервничать!

В ответ на ее слова мать улыбнулась еще более рассеянной улыбкой.

Оглеторп встал, чтобы переставить свой стул ближе к перилам. Когда он поднялся, миссис Вустер подалась вперед и в надежде посмотрела по сторонам — не пора ли всем расходиться? — но он сел обратно. Хокеру стало тревожно.

Потом встала мисс Фэнхолл.

— Как, вы уже уходите? — хором спросили Хокер, Холланден и Оглеторп.

Мамаша Вустер решительно поднялась, чтобы увести за собой глухо протестовавших дочерей. Мисс Фэнхолл осталась.

Холланден вновь энергично взялся за Оглеторпа.

— Во всяком случае… — начал он, ловко возобновляя прерванный спор.

— Мне… мне будет ужасно вас не хватать, — сказал Хокер девушке.

Она повернулась к нему, посмотрела, улыбнулась и тихо спросила:

— В самом деле?

— Да, — ответил он и неловко встал.

Мисс Фэнхолл пристально изучала доски пола. Потом вырвала из букетика на своем платье фиалку, бросила ему и повернулась к подошедшему к ним Оглеторпу.

— Доброй ночи, мистер Хокер, — сказал тот. — Был чрезвычайно рад с вами познакомиться. Надеюсь увидеться с вами в городе. Доброй ночи.

Обращаясь к художнику, девушка произнесла:

— Вы подарили нам удивительное лето. Мы все с удовольствием увидимся с вами в городе. Вы обязательно должны к нам как-нибудь заглянуть. Думаю, дети будут рады вас увидеть. Доброй вам ночи!

— Доброй ночи, — взволнованно и страстно ответил Хокер, пытаясь понять, что означает выражение ее лица. — Я обязательно приду к вам при первой же возможности.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи.

На ферме на коврике у двери свернулся пес. Вдруг ни с того ни с сего он стал колотить хвостом по доскам — сначала медленно и лениво, затем благодушно-восторженно, а потом и вовсе радостно. Наконец со стороны ворот донесся тихий щелчок. Пес встал и подошел к верхней ступеньке крыльца поприветствовать хозяина. Его ясные глаза сияли во тьме.

— А, Стэн… это ты, старина… — произнес Хокер, наклонился к собаке и погладил ее по голове.

Когда Хокер вошел в дом, сеттер обнюхал некий предмет, лежавший на верхней ступеньке. Предмет его не заинтересовал, и уже в следующий момент пес снова свернулся на коврике у двери.

Но вскоре он вынужден был вскочить — хозяин вышел из дома с зажженной лампой в руке и стал что-то искать, ругаясь вполголоса. Стэнли наблюдал за его действиями, сонно помахивая хвостом.

Когда хозяин вернулся обратно в дом, пес снова подошел к верхней ступеньке крыльца и понюхал ее, но предмета, который еще совсем недавно лежал там, уже не было.

За завтраком стало очевидно, что сестры Хокера все знают.

— Что это с тобой сегодня? — спросила старшая. — У тебя такой вид, будто ты плохо спал.

— Я в полном порядке, — ответил он, угрюмо глядя в тарелку.

— А мне кажется, ты чем-то расстроен.

— Какая разница, что тебе кажется! Говорю тебе, со мной все в порядке.

— Так я и поверила! — сказала она и обменялась многозначительным взглядом с представительницами женской половины семьи.

Затем в разговор вступила мдадшая сестра:

— Я слышала, она сегодня уехала.

— Кто? — вызывающим тоном спросил Хокер.

— Как это кто! Та девушка из Нью-Йорка, мисс… как ее там? — с неустрашимой улыбкой на лице ответила сестра.

— Ну, раз ты говоришь, значит, и в самом деле уехала.

— Да, но я так понимаю, ты этого не знаешь.

Хокер встал из-за стола, взял шляпу и вышел.

— Мэри! — воскликнула мать похоронным тоном, в котором присутствовал пусть запоздалый, но все же искренний упрек.

— Что — Мэри? Мне до его переживаний нет никакого дела. Но пусть не задается. Я не хотела его дразнить, лично мне все равно.

— Нельзя быть такой равнодушной, — неожиданно сказала мать — Вам, девушкам, не пристало без конца донимать парня. Так что оставьте его в покое, договорились?

— Да мы его и не трогаем.

— Неправда. Когда он рядом, вы без конца к нему цепляетесь, поэтому неудивительно, что парень схватил шляпу и ушел, как только вы завели свою песню.

— Да что мы ему такого сказали? Нет, ты ответь: что мы ему такого страшного сказали?

— Чтоб вас всех черти забрали! — прорычал вдруг отец семейства.

Это восклицание, обычно звучавшее в тот самый момент, когда у него лопалось терпение, было всем хорошо знакомо, поэтому остаток завтрака прошел в тишине.

Гуляя в то утро, Хокер сходил к водопаду, затем к озеру, потом долго бродил по дорожкам, тропинкам и рощицам, забираясь в самые потаенные уголки. Ближе к вечеру, когда небо стало темно-синим, будто пороховой дым, а западная его часть заалела багряными полосами, он решил сделать набросок. На лице его при этом отражалось исступление, как у человека, готового вот-вот совершить убийство.