Себя же Калигула считал богом, отождествляя с разными небожителями, чаще всего с Юпитером. Со статуей последнего он беседовал как равный с равным и порой, случалось, гневался на небесного собрата и даже угрожал ему. Сенат не замедлил присвоить императору звание Юпитера Латинского, а сам цезарь повелел воздвигнуть себе храм изваянием в полный рост своей фигуры и назначил жрецов для совершения обрядов изысканнейших жертвоприношений. Одним из жрецов он сделал своего дядю Клавдия, которого презирал за то, что тот интересовался лишь книгами и историей. За оказанную ему принудительную честь Клавдий был вынужден уплатить восемь миллионов сестерциев, что намного превосходило его возможности, а потому стал бедняком и должником казны.

В довершение всех своих безумств цезарь принялся издеваться над офицерами гвардии. Двое из них, трибун преторианской когорты Кассий Херея и трибун Корнелий Сабин, поклялись отомстить. Подходящий момент наступил 24 января 41 года, когда на Палатине устраивались игры в память Августа. Калигула с утра смотрел представления и в полдень вышел из театра, чтобы отдохнуть и перекусить. Впереди него шел Клавдий с двумя сенаторами. Они пересекли двор и направились прямо во дворец, император же в сопровождении еще одного сенатора свернул к крытой галерее, где стояли готовые к выступлению мальчики из знатных семей, привезенные из Азии. Цезарь остановился и заговорил с ними, и в этот момент Херея сзади нанес ему удар мечом. Острие скользнуло по ключице, Калигула вскрикнул и пробежал несколько шагов, но ему преградил путь Сабин, вонзив меч прямо в грудь императора. Уже на лежащего императора набросились остальные заговорщики, нанеся ему около тридцати ран. Минутой позже убили Цезонию, рыдавшую над окровавленным трупом, а один из офицеров размозжил о стену голову их малолетней дочери.

СЛУЧАЙНОСТЬ И ИСТОРИЯ

Если бы не чистая случайность — всего несколько шагов, — совсем по-другому сложились бы судьбы и самого Клавдия, и Рима. В тот роковой январский день он шел из Палатинского театра во дворец в нескольких шагах впереди Калигулы и не заметил, как цезарь неожиданно свернул к крытой галерее, где его ожидала группа мальчиков, приехавших из Азии, — и смерть. Клавдий и два сопровождавших его сенатора шли не оглядываясь. Если бы они увидели, что цезарь свернул в сторону и остановился, они наверняка пошли бы за ним или просто подождали, как велит учтивость. И тогда Клавдий наверняка разделил бы судьбу императора, ибо заговорщики решили не оставлять в живых никого из августейшей фамилии. А тем временем трое спокойно пересекли двор и уже вошли во дворец, когда тишину разорвал отчаянный крик тревоги. Поднялись шум и суматоха.

Палатин, а за ним и всю столицу, охватили ужас и паника. У заговорщиков не было никакого определенного плана действий, заговор сводился лишь к убийству императора и его семьи. Некоторые заговорщики были тут же, на месте, убиты прибежавшими на шум германцами-телохранителями императора, которые в ярости готовы были убивать всех, кто подвернется под руку. Помимо заговорщиков погибло несколько ни в чем не повинных сенаторов и много людей простого звания, случайно оказавшихся поблизости от места преступления.

В храме Юпитера на Капитолии немедленно собрался сенат. Многие сенаторы требовали восстановления республики. Самый удобный момент, тем более что в живых не осталось ни одного представителя правящей династии. Пора кончать с единовластием, репрессиями и террором безумцев из рода Юлиев и Клавдиев. И когда ближе к вечеру убийца императора Кассий Херея отважился, в конце концов, предстать перед сенатом, он не услышал слов осуждения. Напротив, ему, как трибуну преторианцев, паролем для городских когорт на предстоящую ночь было названо слово libertas — свобода.

Чрезвычайное заседание сената затянулось до глубокой ночи. Хотя большинство ораторов декларировало в своих речах возврат к республике, очень многие в глубине души склонялись к сохранению единовластия, причем будущим цезарем каждый видел себя. Было решено наконец перенести дебаты на следующий день. Однако уже этой ночью положение резко изменилось.

Нашелся уцелевший представитель правящей династии. Сенат совершенно о нем забыл — и ничего удивительного, ведь его не воспринимали всерьез даже в собственной семье. Его мать, Антония, называла сына монстром, которого природа начала делать, но не закончила. Желая подчеркнуть чью-то глупость, она имела обыкновение добавлять: «Он даже глупее моего сына Клавдия». Ливия, бабка Клавдия, женщина умная и проницательная, тоже относилась к внуку с презрением. Август избегал появляться публично в обществе Клавдия, хотя и отмечал благородство его души и умение хорошо формулировать свои мысли. Однако Клавдий страдал дефектом речи, поэтому все, что он говорил, звучало комично. К тому же у него тряслась голова, и при ходьбе он волочил ногу. Видимо, все это было следствием перенесенной в детстве болезни, но современников это обстоятельство отнюдь не смягчало. Они были глубоко убеждены, что человеку с такими дефектами нельзя претендовать на какое-либо участие в политической жизни и ждать, что окружающие вообще станут принимать всерьез такого шута горохового.

Таким образом, пятьдесят лет своей жизни Клавдий оставался в тени: ни государственных, ни военных ответственных должностей ему не поручали. Он считался непрактичным и безобидным чудаком, которого интересовала лишь история. Клавдий и сам писал ученые трактаты, которые впоследствии опубликовал. До тех пор он вел тихую незаметную жизнь, любил играть в кости и хорошо поесть. Почетные должности, дарованные Калигулой, принесли ему лишь унижение и разорение. Да, сенаторы были совершенно правы, исключив его особу из своих политических калькуляций.

Об этом нерасторопном чудаке поначалу не вспомнили и солдаты, лишившись своего военачальника. Но вот какой-то солдат преторианской гвардии, пробегая вечером по опустевшим покоям императорского дворца, заметил чьи-то ноги, видневшиеся из-под портьеры на веранде. Он раздвинул портьеру и, увидев перетрусившего Клавдия, воскликнул: Ave Caesar! — Да здравствует император!

Для преторианцев это был поистине дар богов. Им обязательно нужен был господин, все равно какой, лишь бы они по-прежнему могли пользоваться своими привилегиями, вести беспечную жизнь, к которой привыкли. Преторианцы на руках принесли Клавдия в казармы и тут же провозгласили его императором. В столице им никто не посмел противиться. Так Клавдий, историк и чудак, стал императором.

Впрочем, пока не официально. Он все еще дрожал от страха, не зная, на что решиться. Меж тем по столице разнеслась весть, что Клавдия утащили в преторианские казармы, но неизвестно, с какой целью. Ходили слухи — чтобы покончить с ним. Потом стало известно о решении преторианцев.