рук и бросила в огонь в камине часовни. Не хватало того, чтобы её разоблачили по одежде. Хромой Иоганн посмотрел на женщину, ему было не понятно, чем он её разозлил. Но стали появляться первые прихожане, и хромому Иоганну было уже не до пришельцев, он, наспех, закончил уборку в церкви. Скоро должен появиться пастор, он живёт недалеко от реки, но далековато до кирхи. Пастор, обычно, никогда не опаздывает на службу. Хромой Иоганн вспомнил про незваных гостей, которые умудрились войти в кирху, не повредив замок входных дверей. Надо представить их пастору, пусть он сам решает, что делать с пришельцами. Хромой Иоганн поднялся в часовню, женщина спала, склонившись над умирающим. «Труп» открыл глаза. На лице были следы от запёкшейся крови. «Труп» замычал. Воды хочет, – догадался портной. Он подал ему воды из кувшина, умирающий пил воду крупными глотками. Иоганн позвал лекаря, этот раз он был в кирхе, а не у себя – в горах.

– Жить будет, – сказал травник. Он осмотрел и ощупал больного. Переломов нет, наверное, сотрясение мозга. А это кто?

Лекарь указал на женщину.

– Не знаю. При нём была. Она глухонемая.

Лекарь щёлкнул пальцами, спящая женщина вздрогнула от звука щелчка.

– Это вряд ли. Она хорошо слышит, придёт время, может и заговорит.

Пришедшие, не зная местного наречья, часто притворяются глухонемыми. На бродяг и бандитов они не похожи, и если за защитой пришли к богу, то истинные верующие и, наверное, хорошие люди. Если возникнут какие трудности с их поселением или лечением, предупреди меня, я заберу их. Лекарь обещал занести настой из трав для больного. Я предупредил пастора о чужих в часовне, он кивнул мне, что понял:

– Ты правильно всё сделал Иоганн, что дал приют иноземцам. Бог наградит тебя за праведные деяния.

После службы пастор поднялся в часовню, о чём говорил он с пришельцами это осталось в секрете, только бог слышал этот диалог между священником и «глухонемой» женщиной.

Пастор оставил гостей при церкви. Лекарь принёс обещанный отвар, и больной, с божьей помощью, пошёл на поправку, через три месяца его можно было увидеть сидящим на лавочке, напротив кирхи.

***

– Дядя, ты что здесь делаешь?

Эти слова трёхлетнего малыша разбудили мой мозг. Меня ещё шатало, я неуверенно двигался, но голова перестала болеть, и главное, я стал понимать речь людей. Местность, в которой мы находились была странной, но почему-то знакомой мне, и этот язык, сомневаюсь, чтобы его вложили мне в лабораториях обители. Да, я всё вспомнил, до мельчайших подробностей, и каждый день мне приносил новые воспоминания. Пока я не мог говорить и был очень слаб, но это пока! Я верил, что организм победит болезнь, и, если я не умер сразу, после атаки машин, значит ещё поживём, повоюем. Конечно, я узнал Марину, только не могу ей об этом сообщить. Я не знаю, где мы находимся, но это место мне знакомо: там за бугром река, на которой римский мост, а за мостом мельница моего отца. Я понял, я дома, на своей родине. А моя душа болит за ребят: как они там, что с островом, смогли ли они победить в битве с машинами. Вопросов накопилось много, но к моему сожалению, у меня не хватит сил, чтобы дойти до моста, и не восстановилась речь, чтобы задать все вопросы Марине. Я благодарен, что девушка не бросила меня в беде, и каждый день ждал трёхлетнего карапуза, с которым старался тренировать свою речь. Сегодня я сказал своё первое слово, хотя язык был частично парализован. Марина говорила, что должен прийти врач. Марина ещё не знала местное наречие, но я её понимал, значит ещё работали те программы, которые заложили нам в обители.

Глава 10

Мышцы языка восстанавливались, по крайней мере, я уже не мычал.

– Как зовут тебя, раб божий?

– Не знаю. Я не помню имени. Посмотрите в своих записях, мой отец был мельником в этом селе, а жили мы где-то возле речки. У меня было два старших брата, оба служители церкви, я был младший в семье.

Не знаю, понял ли пастор, что-либо из сказанного мной. Но он отправился пересматривать метрические книги.

– Твоё имя Венедикт, ваш дом находился недалеко от того места, где живу я. Только я тебя совсем не помню. Родители рассказывали, что у старого Якуба пропал сын, но как давно это было. Сейчас инквизиция не посещает наши места. Священный суд не нашёл большого греха в лютеранстве. Больше беспокоят рекрутёры армии короля.

Пастор накаркал. Вокруг в сёлах были волнения, народ недоволен был правлением короля, который старался расширить границы королевства за счёт новых завоеваний в войнах с соседями. Король давил своих подданных налогами и всевозможными поборами на содержание армии и наёмников, набранных в скандинавских странах. Рекрутеры, вместе с армейскими подразделениями взяли село в кольцо, и как в охоте на дикого зверя, провели облаву на всех молодых юношей. Марина не пустила наглых пьяных рекрутёров, показывая на пальцах, что я болен непонятной немощью, что у меня тиф и частичная парализация организма. Солдаты смеялись над глухонемой дурнушкой, некоторые решили вытащить симулянта на улицу. Марина приняла бой, по всем правилам боевых искусств. Войны начали валиться один за другим, тогда солдаты изменили тактику, стали наваливаться на женщину толпой. Силы Марины были на пределе, и тогда она постаралась применить свой дар. Армия атакующих моментально поубавилась. Это немного отрезвило рекрутёров. Они за пределами часовни стали ожидать подкрепления.

– Ты, хоть недалеко их отправила?

Марина поняла мой вопрос.

– Нет. Они в этом же времени, я их забросила в Исландию, а может в северную Норвегию. Там уже холодать начинает, это им будет место, где они успеют остыть, перед тем, как нападать на безоружную женщину. Ты то как? Я видела, что пытаешься мне помочь, кто бы поддержал только.

У Марины ещё остались силы на иронию. На дворе раздался шум:

– Палач из отряда святой инквизиции!

Этот отряд находился в резерве армии короля, посланной на усмирение бунта в непокорной провинции. Прусский король был тоже из немцев, местные не любили ни его, не чванливых вельмож короля. Он окопался в замке Кёнигсберга и боялся оттуда вылезать. Инквизиция тоже базировалась в столице Пруссии, а палач, видимо, был известной личностью на фоне всех этих политических событий. В часовню зашёл мужчина. Один, без сопровождения, он махнул рукой, что-то пробормотав по латыни, и Марина упала на пол, рухнула, как статуя, без подстраховки. На меня мужчина даже не посмотрел. Вошли