На первых порах, пока Пхеньян склонялся к союзу с Китаем, руководство ТПК позиционировало себя как защитника чистоты «истинного» марксизма-ленинизма от «ревизионистских искажений», которые были внесены в него новым руководством КПСС. После того как в 1965 году отношения с Китаем ухудшились, речь стала идти не только об угрозе, исходящей от советского «ревизионизма», но и об угрозе китайского «догматизма». Однако в долгосрочной перспективе политика лавирования между Москвой и Пекином требовала более серьезного идеологического основания, и оно было сформировано «идеями Чучхе».

Впервые термин «чучхе» был использован в речи, произнесенной Ким Ир Сеном в декабре 1955 года, на самом раннем этапе кампании по искоренению советского влияния. В своем выступлении он говорил, что необходимо подчеркивать национальные традиции, вывешивать картины корейских, а не советских художников, изучать корейских поэтов, а не Пушкина и Маяковского, – и описал все это выражением «установление Чучхе». Кстати сказать, сотрудники советского посольства, внимательно следившие за ситуацией, сообщили, что термин в широкий оборот решил пустить не сам Ким Ир Сен, а его советник по идеологии Ким Чхан-ман, который, как было тогда сказано по этому поводу в посольском отчете, «очень этим гордится». Впрочем, изобретатель официальной идеологии кончил плохо: в середине 1960-х он бесследно исчез с политической арены, а его имя было запрещено к упоминанию.

Термин «чучхе» был превращен в идеологию – точнее, в некое ее подобие – в середине 1960-х годов. Участвовать в советско-китайском конфликте Ким Ир Сен не собирался, и в этой ситуации ему было необходимо обзавестись идеологией, которая могла бы обосновать его претензии на нейтралитет – причем нейтралитет с оттенком, так сказать, собственного теоретического превосходства. Поэтому в середине 1960-х северокорейские идеологи попытались превратить Чучхе в относительно проработанную идеологию. Объективно говоря, особой проработанности не получилось. По большому счету все «идеи Чучхе» сводятся лишь к нескольким предложениям, которые беспрерывно и в разных комбинациях повторяются в северокорейских идеологических текстах. Большая часть из них – это просто банальности: «человек – мера всех вещей», «народные массы являются хозяевами истории» и т. п. Впрочем, никакой глубины от «идей Чучхе» изначально и не требовалось – было важно само их провозглашение (как сигнал идеологической независимости КНДР).

В начале 1970-х северокорейское руководство, в котором к тому времени большую роль играл Ким Чен Ир, старший сын и наследник Ким Ир Сена, предприняло попытку порвать с марксистско-ленинским идеологическим наследием. На первых порах «идеи Чучхе» подавались как местный вариант марксизма, или, если цитировать Конституцию КНДР 1972 года, «творческое приложение марксизма-ленинизма к корейской действительности». Но в начале 1970-х северокорейские идеологи, включая и самого Ким Чен Ира, уже заявляли, что «идеи Чучхе» – не просто вариант марксизма, а новая и универсальная прогрессивная теория. Тогда некоторое время в Северной Корее официально полагалось считать, что марксизм – это прогрессивное учение времен раннего капитализма, ленинизм – учение времен империализма, а кимирсенизм, в целом синонимичный идеям Чучхе, – это вершина мировой прогрессивной мысли, учение времен национально-освободительных революций. Ким Чен Ир тогда подчеркивал, что между кимирсенизмом и марксизмом существует принципиальная разница. Впрочем, эта линия не получила своего развития и в конце 1970-х была свернута, так что в более поздние периоды отношения между «идеями Чучхе» и марксизмом-ленинизмом остались не совсем проясненными. Скорее всего, подобный откат был связан с тем, что радикальные заявления могли негативно повлиять на отношения Пхеньяна с другими социалистическими странами, которые в то время все (по крайней мере, на словах) являлись марксистско-ленинскими идеократиями.

Тем не менее с конца 1960-х годов количество упоминаний марксизма-ленинизма в северокорейской официальной печати неуклонно сокращалось. Большинство работ Маркса и Ленина в КНДР убрали в спецхран, оставив для широкого пользования ограниченный набор соответствующим образом отредактированных текстов бывших основоположников. Все большую роль в северокорейской идеологии стал играть корейский традиционный этнический национализм, восходящий к началу XX века. Следуя указаниям сверху, северокорейские историки стали изо всех сил доказывать, что все корейское является самым древним и самым замечательным.

После распада СССР уже начавшийся формальный отход от марксизма-ленинизма в идеологии ускорился, хотя полностью завершен он был уже в начале правления Ким Чен Ына, нынешнего руководителя страны и третьего правителя из Семьи Ким. На практике в официальной пропаганде по-прежнему подчеркивалось то, что КНДР является социалистическим государством, однако куда больше внимания уделялось его национально-корейскому характеру. В декабре 2002 года с первых страниц северокорейских партийных газет исчез присутствовавший там с момента их основания лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». В 2009 году из Конституции КНДР были удалены все упоминания о марксизме и коммунизме. Например, в статье 59, в которой раньше речь шла о «формировании нового коммунистического человека», теперь говорится о «формировании нового чучхейского человека». В 2012 году с главной площади Пхеньяна, которая, конечно, носит имя Ким Ир Сена, были убраны портреты Маркса и Ленина, находившиеся там более полувека. Впрочем, ни в коем случае не надо считать, что марксизм-ленинизм подвергнут в КНДР анафеме – его просто оттеснили на второй план. В официальных текстах «классиков марксизма-ленинизма» сейчас упоминают редко, но всегда в самом позитивном ключе – в качестве прогрессивных и уважаемых зарубежных мыслителей прошлого.

Наконец, если речь идет о том, как КНДР позиционирует себя на мировой арене, то тут все однозначно: официальная печать всегда подчеркивает социалистический характер северокорейского государства, причем понимание «социализма» в северокорейской официальной трактовке очень близко к классической советской интерпретации этого термина. На практике в КНДР давно уже существуют – и играют немалую экономическую роль – рыночные отношения в самых разнообразных формах, но сам факт их существования по-прежнему официально не признается. В этом отношении позиция северокорейских идеологов серьезно отличается от позиции их китайских коллег. В то время как в Китае идеологи и пропагандисты стараются как-то объяснить и обосновать переход страны к рыночной экономике, в Северной Корее, где похожая трансформация совершается во многом стихийно, власти предпочитают ее игнорировать – точнее, не упоминать о ней в СМИ. Подразумевается, что граждане КНДР должны гордиться тем, что они остались верны социализму и «сберегли его» в самых тяжелых условиях – просто социализм теперь полагается ассоциировать не с импортным марксизмом-ленинизмом, а со своим национальным Чучхе.

Ким Ир Сен однажды заметил, что северокореец должен проводить «восемь часов за работой, восемь часов за отдыхом и восемь часов за учебой». Это высказывание Вождя цитируют часто, но иностранцы обычно не понимают, что под «учебой» Ким Ир Сен подразумевал прежде всего политико-идеологическое просвещение, а наиболее типичная форма такой учебы – регулярные собрания. Вообще, политпросвет существовал во всех социалистических странах. Однако в СССР и странах Восточной Европы главным объектом политпросвета являлись члены партии и комсомола, а также военнослужащие, в то время как беспартийных, составлявших большинство, на собрания ходить особо не заставляли. Единственным исключением были нечастые политинформации и иногда лекции о «международном положении», которые временами могли быть даже и интересными.