людей не поощрялся. Понятие «целибат» относилось скорее к тем, кто принял обет безбрачия: мужчину, который еще не успел вступить в брак, скорее назвали бы юношей, а женщину – девственницей (поскольку предполагалось, что у женщин половая жизнь начиналась с заключением брака). О мужчинах «девственник» говорили редко. Значение этого слова в отношении женщин могло быть разным, и не всегда физически неповрежденный гимен является необходимым условием девственности.

Для большинства средневековых людей независимо от религии девственность, брак и вдовство были скорее этапами естественного жизненного цикла, нежели результатом сознательного выбора. От людей ждали, что они вступят в брак. Необходимость блюсти целомудрие на женщин давила несколько больше, чем на мужчин, поскольку для них считалось важнее воздерживаться от секса вне брака. Описывая девственность или целомудренных вдов, я вслед за средневековыми богословами сосредотачиваю свое внимание на женщинах, которые сознательно выбрали такой статус, а не на тех, кто не вышел замуж, поскольку не нашел супруга.

Может показаться странным, что книга о сексуальности начинается с главы о людях, которые воздерживаются от секса, – однако воздержание не значит, что вопросы сексуальности для таких людей не были актуальны. Их выбор зачастую был следствием того, что средневековые люди описывали как призвание или зов Божий – а современные люди назвали бы внутренним импульсом или склонностью. Зачастую воздержание требовало прикладывать серьезные усилия к тому, чтобы побороть искушение, и человек, который воздерживался от секса, все время осознавал свои сексуальные желания и борьбу с ними. Отсутствие сексуальной активности не значило отсутствие чувственного влечения к людям как своего, так и противоположного пола.

Исследование этих вопросов здесь опирается преимущественно на христианские работы – постановления церковных властей, а также труды тех людей, которые избрали девственность, или их биографов. Однако представление о девственности как добродетели пробралось и в светскую литературу: так, в рыцарских романах о поисках Святого Грааля только рыцарь исключительной чистоты сможет добыть его. Несмотря на то, что самым доблестным рыцарем, пожалуй, является Ланселот, он все же нечист, и отыскать Грааль смог только целомудренный Галахад. В этом корпусе текстов, как и в религиозных текстах, которые мы еще обсудим, широко распространена тема искушения и борьбы с ним.

В этой главе мы сосредоточимся на христианстве, тогда как в другие главы также войдут материалы о средневековых мусульманской и еврейской культурах. В исламе и иудаизме целомудрие не было самоцелью, и девственность как жизненный выбор, а не временное состояние, не играла важной роли – хотя сексуальное искушение беспокоило, в частности, еврейскую культуру. Евреи и мусульмане ожидали от женщин и (обычно) мужчин целомудрия, то есть верности своим супругам – но не воздержания. Обе эти религии ожидали или требовали от людей вступления в брачные отношения. В рамках обеих этих религий были определенные движения, выступающие за умеренность – суфии в исламе поощряли целибат, а Хасидей Ашкеназ, возникшее в Германии еврейское аскетическое движение XIII века, и некоторые еврейские философские школы и ветви Каббалы выражали озабоченность вопросами секса – но заповедь плодиться и размножаться в них была сильнее требований телесной чистоты. Аскеты из Хасидей Ашкеназ, например, для борьбы с искушением поощряли сексуальные отношения в супружеской паре, тогда как христиане для этих целей предлагали молитву и пост, а к сексуальному контакту между супругами необходимо было прибегать только в случае крайней необходимости – чтобы избежать еще большего греха.

Не все христианские мыслители учили, что сексуальные отношения всегда греховны: некоторых мыслителей церковь объявила еретиками за такие высказывания. Общепринятая западнохристианская доктрина учила, что секс для любых других целей, кроме удовольствия – для рождения детей, для удержания супруга от того, чтобы впасть в грех – вполне приемлем. Однако предпочтение всегда отдавали целомудрию. Некоторые средневековые авторы верили, что любой сексуальный контакт – даже в браке, даже репродуктивный – не может существовать без похоти и «зова плоти», и даже те каноники и богословы, которые возражали против такого подхода, все равно относились к сексуальным отношениям с глубоким подозрением. Чтобы понять причины такого подхода, мы должны вернуться в прошлое – еще до начала Средневековья, в первые века развития христианства – и посмотреть, как развивалось христианское учение о целомудрии.

Раннее христианство

Иисус много говорил о любви, но мало о сексе: его моральные наставления были больше связаны с тем, чтобы любить и избегать лицемерия, а не воздерживаться от секса. Тем не менее, его одобрение тех, кто «сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Мф. 19:12), ясно указывает на то, что воздержание угодно Богу – вне зависимости от того, следует ли интерпретировать эту фразу в прямом или переносном смысле.

Некоторые христиане восприняли эти строки буквально: например, богослов Ориген (185–253) оскопил сам себя. Церковный историк Евсевий Кесарийский отозвался об этом акте как доказывающем «молодость и незрелость его ума, но также глубину его веры и силы воли»[27]. Никейский собор 325 года – первый собор после того, как христианство было легализовано в Римской империи – постановил, что оскопившие себя клирики должны быть отстранены от духовной службы: собравшиеся епископы нашли кастрацию богопротивной, напоминающей языческие обряды. Однако, как признавал Евсевий Кесарийский, слова Иисуса указывали на то, что даже если мужчинам не следует кастрировать себя, само намерение было вполне благочестивым. Добрый христианин должен вести себя так, как будто он был кастрирован, воспроизводя духовно то, что язычники могли бы совершить только с телом.

Но для развития христианской мысли о сексуальности еще важнее немногих прямых высказываний Христа был пример самой его жизни. Ни в одном из канонических Евангелий не описаны какие-либо эротические отношения. Представление о том, что Христос соблюдал целибат и оставался целомудренным, в Средние века было особенно сильным. Даже сегодня, когда верующих не подталкивают к сексуальному воздержанию, идея о подражании Христу используется для оправдания безбрачия у клириков Римско-католической церкви (по тем же причинам женщины не имеют права быть священнослужителями: только мужчина может в полной мере уподобится мужчине Христу).

И хотя сам Христос мало что говорил о сексуальном поведении, апостол Павел, чьи послания к самым разным христианским сообществам по всему Средиземноморью вошли в Библию, был намного больше обеспокоен этим вопросом. Он не говорил прямо, что сексуальный контакт делает человека нечистым, и его изречение: «Для чистых все чисто» (Тит. 1:15) иногда толковали как разрешение к такому поведению, которое он наверняка не имел в виду. Он считал, что девственники должны остаться девственниками до второго пришествия Христа, но также и что вступившие в брак должны оставаться в браке (1Кор 7:27). В своем знаменитом высказывании «лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1Кор 7:9) он довольно низко оценивает брак с точки зрения морали