– Но стоит лишь сказать ему слово поперек, или задеть его самолюбие, или сделать что-то, что он сочтет предательством, как он превращается…

– В ледышку. Он ледышка. Прямо как я.

– Ты огонь, – не раздумывая, отвечает Том. – Вы с ним полные противоположности друг другу.

Ну вот, опять. Еще один неожиданный взгляд на меня. Любой, кто видел меня сегодня вечером на рабочем месте, сказал бы, что я Снежная королева.

– Я хочу быть льдом.

– Поверь мне, в этом нет ничего хорошего. Пожалуйста, оставайся пылкой. – Он со вздохом замолкает; видимо, думает о чем-то грустном. – И вообще, я не хочу, чтобы ты считала, что поступила неправильно. Неужели ты хотела, чтобы на месте этого дома появился жилой комплекс? Вопреки ее последнему желанию?

– Разумеется, нет. Ладно, что теперь об этом говорить. Я так разозлила того чувака, что он выбрал другую улицу. Скажем так, я больше не могу заглянуть к соседям за сахаром. – Я делаю глоток вина. – Основная претензия ко мне как к сестре-близнецу заключалась в том, что я приняла решение единолично. Не посоветовавшись предварительно с братом. Это смертный грех.

– Да, это серьезное испытание его братских чувств.

Том знает больные места моего брата ничуть не хуже, чем я. Основных три: деньги, верность, решения.

Жалкие остатки моего сердечного препарата, который я не помню, когда принимала в последний раз, в сочетании с вином дают интересный эффект. Мне пришлось приложить немало сил, чтобы добиться эффекта привыкания.

Я приподнимаюсь на цыпочки:

– До сих пор не могу опомниться от счастья, что мне в кои-то веки что-то обломилось поровну с Джейми. Кажется, такого никогда еще не случалось.

Том переходит к стене и принимается нажимать на пузыри в обоях.

– Еще как случалось.

– Да сядь ты уже посиди! – Я указываю на кресло, он послушно сдвигает в сторону гору лифчиков и усаживается. Хороший мальчик. – Джейми никогда в жизни ничем не делился со мной поровну. Даже когда мама в детстве давала нам на двоих кусок пирога с условием поделить пополам…

– Джейми делил его на шесть и четыре десятых, – заканчивает вместо меня Том.

– Он говорил, что он больше и поэтому ему полагается бóльшая часть.

Я устремляю взгляд на Тома. Он сидит в кресле, как кусок пирога или еще одна прекрасная фотография, которую мне никогда не доведется сделать. В свете электрической лампы его лицо кажется еще фотогеничнее. Я понимаю, что пьяна, но остановиться не в состоянии, и добавляю:

– А тебя мне вообще нисколько не досталось.

Смотрю, как он обдумывает мои слова. Отрицать это он не может. Все наше детство мы провели на противоположных концах стола. Мой блондинистый братец-командир без умолку болтал, смеялся, доминировал. Вел себя как соединяющее звено между нами. «Оставь Тома в покое, – только и слышала я. – Не обращай на нее внимания». Пожалуй, вот так наедине с ним сегодня я оказалась впервые.

Мы все владеем Томом Валеской по частям: Джейми, Меган и я. Его мама и мои родители. Лоретта и Патти. Все, кто хоть раз в жизни с ним сталкивался, жаждут заполучить себе кусочек, потому что он самый лучший. Я быстро прикидываю в уме общее количество всех этих людей. Дантиста и семейного врача туда же. Я могу претендовать хорошо если на один процент. Жадничать плохо. Нужно делиться.

Вино теплой щекотной волной циркулирует по моим венам.

– Ну почему из нас двоих именно он появился на свет первым? Клянусь, если бы я была старшей сестрой, все было бы по-другому.

– Ваш папа всегда шутил, что Джейми был опытным образцом. – Том сегодня просто в ударе. – Это значит, что ты усовершенствованная модель.

– Вот только качество модели что-то подкачало. С брачком оказалась.

Я хлопаю себя по груди, и, не стесненная лифчиком, та беззастенчиво подпрыгивает.

– Да, кстати, я как раз хотел спросить, – осторожно говорит Том, избегая смотреть мне в глаза, точно охотник, подбирающийся к вожаку волчьей стаи, – как поживает твоя шпулька?

Так он с самого детства называет мое сердце. Я уже и не помню, с чего все это пошло. В его представлении, в груди у меня находится шпулька с намотанными на нее нитками. В его арсенале такое количество методов держать в узде близнецов Барретт, что я просто не устаю поражаться. От этого его милого эвфемизма я всегда таю.

– Моя шпулька поживает прекрасно. Я намерена жить вечно. Должен же кто-то будет полить твою могилу «Квенчем». Хотя… придется же потом объясняться с престарелой Меган. Нет, я передумала. Я умру первой.

– Я за тебя беспокоюсь.

– А я беспокоюсь за невыносимо сексуальных богатырей, которые оказались ночью один на один со мной в доме и задают слишком много вопросов.

Я вытягиваю ноги, и лямка майки спадает с одного плеча. Интересно, мой пирсинг в соске сейчас делает то, что у него лучше всего получается под одеждой: подчеркивает очевидное? Судя по тому, с каким выражением он смотрит на меня, груду лифчиков и темноту за окнами, до него только что дошло, что наши отношения длиной в восемнадцать лет наконец-то, пусть и с большим опозданием, достигли знаменательной вехи.

Мы наедине.

Я заглядываю ему в глаза и чувствую, как внутри у него снова проскакивает какая-то искра. Все остальные видят в нем благовоспитанного милягу. А каким видится происходящее между нами мне? Я знаю лишь, что порой это что-то не вполне объяснимое.

– Ты ведь понимаешь, почему это все так странно, да?

Дверь со скрипом приоткрывается, и мы оба подскакиваем от неожиданности. Если кто-то и мог бы знать о существовании где-нибудь за шкафом потайного хода, ведущего с улицы прямо в дом, это был бы Джейми.

В комнату, воинственно распушив хвост и не сводя своих зеленых глаз с Патти, входит кошка Лоретты, Диана. Она тоже часть нашего с Джейми наследства. В глубине души я недолюбливаю ее, но опять-таки не могу не признать, что животные обладают магической способностью разряжать напряжение.

Я щелкаю пальцами, чтобы привлечь ее внимание, и она одаривает меня взглядом, в котором явственно читается: «Что ты вообще себе позволяешь?»

– Не хочу быть циничной, но тебе не кажется, что Лоретта завела эту кошку, чтобы прибавить себе мистического флера в глазах своих клиентов?

– Она не была шарлатанкой. – Том качает головой. – Она действительно во все это верила.

Том испробовал на себе практически все, что было у Лоретты в репертуаре. Она была в восторге от его ладони. Вполне предсказуемо, он обладатель чумовой линии сердца. «Как будто клинком ударили, – сказала ему она, сопроводив свой комментарий рубящим движением руки. – От души так». Он тогда воззрился на свою руку, с изумлением насупившись, словно ожидал увидеть там кровь.

Лоретта специализировалась на Таро, но предлагала все: гадание на кофейной гуще, И-цзин, нумерологию, астрологию, фэншуй. Хиромантию, толкование снов, кольцо на подвеске. Прошлые жизни. Тотемные животные. Ауры. Однажды, подростком забежав к ней в гости, я очутилась перед запертой дверью, к которой была прилеплена бумажка с надписью «Не входить. Идет сеанс».