Однако и тут вышла промашка. В примерках и переодеваниях не оказалось никакой эротической составляющей. Смешно и весело было, но и только. Девчонки веселились, по очереди выплясывая, в моем исподнем белье посередине избы, мы с матушкой посильно участвовали в баловстве. Кончилось все тем, что дочери взялись уговаривать мать померить экзотичное одеяние, отдаленно напоминающее грядущие женские панталоны. Попадья долго отнекивалась, но как-то нерешительно и скоро, без особого давления согласилась.

Она стеснительно повернулась ко мне спиной и чисто женским плавным движением сняла летник, под которым остался только сарафан. Я гадал, что увижу под его свободным покроем: пышные формы рубенсовских фламандок или роскошь тел кустодивских купчих. Между тем, матушка как истинная женщина помедлила, изогнула бок, выгнула спину и одним движением сорвала с себя сарафан.

Это было что-то! Я даже невольно присвистнул, чем, кажется, доставил ей удовольствие. Во всяком случае, она бросила на меня через плечо лукавый взгляд.

Теперь в избе все мы оказались голыми, если не считать платков, снять которые женщины отказались наотрез. Девушки, смеясь, принялись натягивать на мать тесную для ее бедер и таза одежду. Меня же потянуло покурить.

— Ну, как? — спросила попадья, поворачиваясь ко мне лицом.

— За это нужно выпить, — предложил я, и чтобы откровенно не таращиться на ее большое белое тело, взял в руку кувшин с водкой. — Садитесь за стол.

Упрашивать никого не пришлось. Мы выпили, закусили квашенной капустой и солеными маслятами и тут меня, что называется, осенило.

— А как вы узнали, что я приду именно сегодня? — спросил я.

— Блаженный сказал, — не задумываясь, ответила матушка.

— Какой еще блаженный, — не понял я, — что, здесь у вас есть еще один юродивый?

На меня посмотрели как на идиота, и засмеялись, За всех ответила Дарья:

— На пасху который был, он и объявил перед всеми на паперти после службы, что ты придешь на Преображение господне!

— Я? А ну да, конечно. Ты точно не помнишь, что он еще говорил?

— Помню, все помнят, — ответила Даша, — кричал, что придет божий человек и тогда дева понесет.

Что понесет дева, я спросить не успел, сестру перебила Марья.

— Он не так говорил, совсем по другому! Меня слушай, Дашатка всегда все перепутает! Он сказал, что, ну, в общем, у нас будет Богородица. А как Богородицу звали? Мария! Вот то-то же!

— Не так, не так, про Богородицу он ничего не говорил, он по другому сказал, — начала спор младшая сестра, — он сказал: «Придет посланник и оросит всех ваших дев, но лишь одна зачнет и родит Спасителя!»

Сестры заспорили, в распрю вмешалась матушка, а я сидел как идиот с открытым ртом, постепенно начиная понимать, в какую авантюру случайно вляпался. Получалось, что какой-то козел, придумал, как надругаться над целым селом! Сначала я возмутился, но глядя на голых мадонн, не выдержал и захохотал. Сестры перестали спорить и с тревогой смотрели на меня.

— Так вы собрались рожать Спасителя? — отсмеявшись, спросил я. — Потому и батюшка из дома ушел?

Однако они моего шутливого тона не приняли, смотрели серьезно.

— А чем мы хуже других? Батюшка ведь ближе всех к Богу, — обижено ответила попадья.

— Да не хуже, вон какие вы красавицы! Только обманул вас блаженный, Спаситель родился от голубя, а не от мужчины.

— Сами знаем, а теперь будет по другому. Блаженный-то был святым, он как объявил, так с ним падучая приключилась! Так головой о землю бился, что преставился! Кто же перед смертью врать будет? И получилось, все как он предсказывал, и гром небесный и ты в наготе!

— Да, да, — поддержала мать бойкая Дарья, — все по сказанному случилось. Точно как святой человек говорил!

— Так, девушки, немедленно всем одеться! — приказал я. — Никакого орошения не будет! А ты матушка туда же, а чай замужняя, а не девственница! Или тоже решила Богородицей стать?!

От перспективы стать отцом будущего спасителя у меня разом прошел весь хмель.

Женщины замерли на своих местах, смотрели скорбно, но одеваться не спешили.

— Снимай, матушка, мои штаны, поносила и будет! — сердито потребовал я. — Мне идти пора.

— Как пора? — удивленно спросила попадья. — Никуда тебя из села не выпустят пока свое не исполнишь! Вокруг избы уже сторожевые мужики стоят!

— Этого еще не хватает! — в сердцах воскликнул я и выглянул в окно, но за толстым мутным стеклом ничего разглядеть было невозможно.

— Стоят, стоят, — успокоила меня Марья. — Кто же не захочет, что бы его дочка Спасителя родила!

— И, и много у вас таких дочек?

— В нашем селе, которые уже в поре, семь десятков и еще шесть, — сказала попадья, — а в соседних деревнях не знаю, только думаю побольше будет.

— Да вы что, очумели? Я вам что Геракл! Это надо же такую глупость придумать! Да кто ваших девок потом замуж возьмет!

— Ничего, пострадают за веру, — ответила на мою бурную тираду матушка. — Каждой такое за честь! Мужики за дочернюю очередность передрались. Хорошо батюшка церковный человек, нам первыми быть дозволили. Так что ты, божий человек, смирись и делай свое святое дело. Посмотри, какие дочки у меня, одна другой краше!

Девушки тотчас выставили вперед белые груди с розовыми, как у матери сосками и состроили приличествующие случаю гримасы.

— Сегодня об орошении даже разговор быть не может! У меня голова пробита, к тому же никаких пьяных зачатий. Довольно у нас в стране и без того уродов! Вот помоюсь в бане, отдохну, а там видно будет!

— Это как сам захочешь, божий человек, неволить тебя никто не станет. Только что же ему зря пропадать, вон какой он у тебя справный. Может, пока баня истопится, первой осчастливишь Маруську?

— Ага, а вы обе будете над душой стоять! После бани посмотрим, может кого-нибудь и осчастливлю!

Я уже понял, в какую попал передрягу и лихорадочно думал, как отсюда унести ноги. Караульные крестьяне меня не пугали, чай не рыцари, как-нибудь с ними справлюсь. Другое дело, что такое неординарное событие неминуемо вызовет излишний шум и огласку, чего мне совсем не хотелось. Лучше уж втихую орошать крестьянок, чем висеть вверх ногами на березе.

— Скоро баня будет готова? — спросил я хозяек.

— Как согреется, Панкратка, поди, скажет, — успокоила меня матушка.

— Ладно, тогда продолжим, — предложил я, возвращаясь за стол, где с горя хватанул целый стакан водки. Она была у попадьи не крепкая, но ароматная, настоянная на березовых почках, малине, смородиновых листьях и каких-то пряных травах.

— А как девушки не захотят делать со мной это самое, ну, понимаете, — сказал я, когда видимость мира и согласия была восстановлена, — то я им помогу.