образом инициированные феминистками проекты в Милане, Риме и Барселоне в конце 1980‑х и в начале 1990‑х о планировании использования времени в своих городах не только для обеспечения доступа к общественным услугам, но и к балансировке оплачиваемых и неоплачиваемых обязанностей и поощрения более равного распределения домашней работы имели своим результатом не более чем небольшие изменения во времени работы государственных служб, и все (Perez‑Molina, 1998; Tronto, 2003; Blakeley, 2004, p. 193).

В «Меняющихся временах», Джонатан Гершуни (Jonathan Gershuny), ведущий исследователь использования времени, основывается на увеличении данных количественных исследований времени для анализа некоторых аспектов взаимосвязи между государственной политикой и повседневным поведением. Он утверждает, что «если мы сможем измерить, на что члены обществ тратят свое время, мы получим возможность понять как — общество работает». Его цель это «собрать по кусочкам, для развитых стран, всеобъемлющую картину, вобравшую в себя всю каждодневную деятельность, работу, неоплачиваемую работу, досуг и время потребления», и использовать эти данные для оценивания экономической активности, сравнения моделей использования времени между и внутри стран и для нахождения длительных социальных изменений» (Jonathan Gershuny, 2000, pp. 1, 4). Он исходит из того, что такая активность взаимозависимая (так, различные виды потребления стимулируют различные формы занятости) и что этот подход обеспечит более выразительную картину экономической активности, чем традиционные представления, сфокусированные только на оплачиваемой работе. Совсем недавно он соединил принятые, базирующиеся на деньгах подходы к бюджетам, с новым, базирующемся на времени, для того чтобы показать, как вычисление государственного дохода может создавать «всеобъемлющий подсчет экономической активности всецело в терминах времени» (Gershuny, 2005).

Этот анализ использования времени имеет явное политическое значение; более того, Гершуни утверждает в своей книге: «Это присутствует в современной политической повестке дня, об этом и написана эта книга», и еще: «Точка зрения, осмысливающая, что происходит в этом мире, изменяет его». Он утверждает, что современные западные общества стоят перед выбором «режима использования времени», такой режим — это способ управления временем как с помощью краткосрочных политических курсов, таких как регулирование рабочего времени или предоставление декретного отпуска, и долговременной политики — образования, возможности выхода на пенсию. Он пишет, что так как потребление стимулирует производство, на макроуровне «больше досуга может означать больше работы» (выделено в источнике), и Гершуни защищает сокращение рабочих часов и проведение политики «образование для потребления», поощряя тем самым такие виды досуга, которые создают спрос на дорогостоящие блага, требующие квалифицированной, хорошо оплачиваемой и удовлетворяющей работы. Тут он пишет, что если, например, большее количество людей пойдет в оперу, тогда будет возможно платить оперным певцам достаточно для их мотивации учиться долгие годы; аналогично, переоценка понимания хорошей еды будет поощрять людей питаться в ресторанах, где еда готовится и подается с осторожностью и мастерством, а не в «автоматизированных пародиях на традиционные услуги, представленных ресторанами быстрого питания». Другими словами, социал-демократический режим использования времени противостоит «эксцессам, безусловно, Дикого Западного капитализма», и «поддерживает будущий экономический рост, оказывающий содействие такому свободному потреблению, которое создает хорошие рабочие места и ведет к меньшему давлению времени, меньшему неравенству и более счастливому обществу» (Gershuny, 2000, pp. 10, 97, 37, 10, 10-11).

Как утверждает Гершуни, его режимы использования времени параллельны классификации социальных режимов Эспин-Андерсона, упомянутых нами в первой главе, и недавнему исследованию «темпорального социального государства» Гудина (2004) (Goodin et al., 2004) и Райса (Rice et al., 2006) (2006). Эта работа обращается ко времени и к деньгам как мерам благосостояния и рассматривает влияние социальных режимов на распределение «свободного времени» между различными группами. Ее отправной точкой является различие между свободным и временем досуга, где первое определяется как время, которое остается людям после вычитания времени, которое они проводят на работе, неоплачиваемой работе и тратят на личную заботу, если они не хотят опуститься ниже линии бедности или минимальных социальных стандартов. На практике, конечно, многие люди работают дольше, зарабатывая больше, чем на этот уровень, поэтому они имеют значительно меньше времени для отдыха. Затем исследователи постарались проанализировать, как государства влияют на временное благополучие как непосредственно — с помощью регулирования рабочего времени и отпусков, так и косвенно — через налоги, систему выплат пособий и предоставление общественных услуг. Поэтому «чем больше налогов платят люди, тем больше часов своего времени они «работают на государство». И, наоборот, чем больше государство субсидирует человеческие потребности, тем больше времени высвобождается для личного использования граждан, а не для зарабатывания денег» (Goodin et al., 2004, p. 532). Расчеты, связанные с оценкой таких последствий, являются очень сложными, но первоначальные выводы подтверждают ожидания исследователей, что, как и с другими формами неравенства, социал-демократическая политика Швеции и Финляндии уменьшает неравенство в свободном времени между социальными группами, в частности, и в вопросе «времени, которое было бы забрано у родителей», а еще обеспечивает темпоральные стимулы для матерей и отцов влиться в ряды оплачиваемой рабочей силы (Goodin et al. 2004, p. 544). Напротив, немецкая и французская государственная политика поддерживает традиционные ценности, связанные с корпоративными /консервативными режимами, предоставляя темпоральные преимущества семьям с матерями-домохозяйками и работающими отцами. Так же, как и ожидалось, «принципы невмешательства» либеральных США и Австралии оказывают незначительный эффект на темпоральную автономию большинства людей; хотя родители-одиночки и имеют несколько темпоральных преимуществ от целенаправленной политики государственных интервенций, они остаются обделенными по сравнению со схожей ситуацией в других странах (Rice et al., 2006).

Темпоральные режимы

Дискуссии между исследователями, представленные в предыдущем подразделе, обеспечивают основу для определения различных «темпоральных режимов». Тем не менее, вторая глава показывает, что эти исследования ставят знак равенства между временем и измеримым часовым временем, которое чуждо некоторым культурам, и потому, как будет показано в девятой главе, исследования использования времени не способны определить модели использования времени, особенно связанные с женщинами. Поэтому более широкая дискуссия о темпоральных режимах выходит за рамки измеряемых моделей использования времени и влияния государственной политики, рассматривая менее осязаемые проблемы, связанные с доступными темпоральными дискурсами, степенью распространения общественной поддержки и оценки различных видов времени. В ее рамках нужно исследовать часто непостоянные, совмещающиеся и даже противоречивые пути концептуализации и переживания времени разными людьми и социальными группами, а также связь между этими отличиями и структурными дискриминациями, включая те, что существуют между мужчинами и женщинами.

Концепция темпоральных режимов поднимает и более широкие вопросы о темпоральных ориентациях отдельных политических курсов и политических дискурсов, которые могут стремиться к восстановлению прошлого (настоящего или воображаемого), поддерживать привилегии в настоящем или желать другого будущего. Тем не менее, политические следствия часто не просто отражают единую позицию, а являются