– Чего уж тут непонятого! – нарушила тишину Драгомилова. – Мы все поняли! Так, может, вы вдвоем и… позанимаетесь… э-э-э… русским языком… А мы, пожалуй, пойдем… – И она первая поднялась из-за парты.

Вслед за Наташкой из класса потянулись остальные, а Лена и Киркор все так и стояли, взявшись за руки.

Когда Люська вышла в коридор, к ней подлетела Драгомилова:

– Ну, видишь? Я была права – любовь творит чудеса! Все же жаль, что это не мы с тобой Фильку раскрутили. Дура ты, Караваева! И чего было пересаживаться…

Дни шли за днями. Люська встречалась с Игорем, а Наташка – со Стельманчуком и Костиком попеременно. Естественно, молодые люди даже не подозревали о существовании друг друга.

Люська выговаривала Наташке:

– Допрыгаешься ты, подруга. Они подерутся, когда узнают, или, что еще хуже, подружатся и отлупят тебя в четыре руки.

– Еще чего! Да они оба в ногах валяться будут, умоляя, чтобы я выбрала кого-нибудь одного. И каждый при этом будет думать, что я выберу именно его.

– А ты?

– Что – я?

– Ну… кого выберешь?

– Почем я знаю? Не хочу забивать этим голову. Кого захочется, того и выберу!

– Наташк! А как же любовь?

– Любовь? Она только в дамских романах встречается и в классической литературе. Да и то… Помнишь у Грибоедова: «И вот любовника я принимаю вид / В угоду дочери такого человека…» Вот и вся любовь!

– А Чацкий?

– А Чацкий вообще подлец. Захотел – уехал, захотел – приехал. А ты его жди и люби… Конечно, подлец!

– Наташка, а как же Киркор с Леной?

– Да-а-а… – призадумалась Драгомилова. – Тут, конечно, любовь… Ничего не скажешь… И ведь кто мог подумать, что Лаевский способен на такие пламенные чувства? Похоже, нашей Неллечке Игнатьевне просто нечем будет заняться в конце года: Киркор под влиянием счастья в личной жизни и без ее титанических усилий закончит без двоек. А Ленка-то какова! Цветок заморенный… Отличница худосочная… Такого лентяя раскочегарить – это ж надо суметь! Не представляю, как она умудрилась?

Люська вполуха слушала Наташку и думала о том, что не без ее участия у этой пары сложились такие трогательные отношения. Вот если бы она не согласилась пересесть к Изотову…

– Люська, я тебя, кажется, спрашиваю! – Наташка слегка ткнула задумавшуюся подругу в бок локтем. – Как у тебя дела с Игорем? Он тебе нравится?

– Так как-то… – пожала плечами Люська.

– И что это означает?

– То нравится, то не нравится… Сама не знаю…

– А ты ему?

– Знаешь, Наташка, мне кажется, он в меня влюблен по-настоящему: цветы дарит, конфеты, слова всякие красивые говорит. Я даже не могла подумать, что ко мне можно так относиться…

– Как «так»?

– Ну так… Будто я – хрустальная ваза… будто самая-самая…

– Ты знаешь, подруга, не расслабляйся! А то сегодня цветы тебе, а завтра – какой-нибудь Малиновской! Забыла?

– Нет, этого я никогда не забуду, – дрогнула голосом Люська.

– Смотри, во второй раз так не вляпайся. Наплюй ты на любовь эту! От нее одни неприятности. И вообще, хватит мечтать! Давай радоваться тому, что есть.

– Чему это?

– Ну, например, тому, что Костик купил четыре билета на «Лебединое озеро». Пойдешь? В воскресенье, в 12.00. Я вообще-то балеты не очень…

– Да ты что, Наташка! Там такая музыка… – Люська вдруг закусила губу, глаза наполнились слезами.

– Люсь, ты что? – удивилась Драгомилова.

– Деда вспомнила. Его балерин, Зинаиду.

– Так ее не нашли?

– Кто ж ее искать-то будет? И мама, и папа обращались в милицию, да только все бесполезно: ничего ведь не украли, кроме Зинаиды. Милиции не до глиняных самодельных статуэток, когда у людей из квартир все вещи выносят подчистую.

– Да… И убийств хватает… Ладно. Не грусти. Пойдем на «Лебединое», так и быть. Скажу Костику, что мы согласны.

Мариинский, как всегда, сразил своим великолепием: золотом, зеркалами, кружевной лепниной, шикарной публикой. Даже неугомонная Наташка присмирела и с уважением разглядывала интерьеры театра.

– Надо же! Прямо второй Эрмитаж! Честно говоря, я здесь ни разу не была. В Малый оперный меня как-то родители водили, на «Снегурочку», а вот в Мариинку – ни разу.

– Билеты наверняка дорогие, – сказала Люська. – Ты здорово потратился, Костик?

– Ерунда! – гордо разулыбался тот. – Тем более что спектакль дневной. Но вообще-то – это вам подарок. Для таких красавиц – не жалко.

Блуждая по многочисленным фойе, коридорам и коридорчикам, компания набрела на зал, где были выставлены работы художественной мастерской народных промыслов, посвященные балету. На деревянных заготовках, близких по форме к русским матрешкам, танцевали балерины в воздушных пачках, тонких газовых юбочках: Спящая красавица, Жизель и, конечно же, лебеди во главе с Одеттой и Одиллией.

– Надо же! – изумился Игорь. – Как мастерам удалось на толстых матрешках изобразить такие воздушные фигурки?

– Здорово, – согласился Костик, а Люська с грустью смотрела на Одетту с Одиллией.

– Опять Зинаиду вспомнила? – посочувствовала Наташка.

– Не столько Зинку, сколько дедушку, – отозвалась Люська.

– Что за Зинка? Почему не знаю? – дурашливо воскликнул Костик.

– Это Люсина балерина, которую зачем-то украли.

– Украли? Балерину? Не понимаю. Расскажите, – попросил Игорь.

Девчонки наперебой до самого звонка рассказывали ребятам историю про Люськиного деда, глиняную Зинаиду, про Филю и его теорию о трех «к», о пропавшем журнале.

– Интересно живете! – восхитился Игорь. – С нами почему-то таких удивительных историй не происходит. Скука смертная!

Чуть только опустился занавес перед первым антрактом, Игорь, будто с трудом дождавшись этой минуты, выпалил:

– Девчонки! А давайте сами расследуем это дело о пропавшей балерине!

– И как ты себе это представляешь? – насмешливо спросил Костик.

– Не знаю еще… Подумать надо. Перво-наперво, мне кажется, нужно составить список всех, кто знал о существовании Зинаиды. Потом исключить из него тех, кто по разным причинам никогда бы ее не украл или не смог бы это сделать. Ну… а потом… работать с остальными.

– Каким образом? – опять спросил Костик с нескрываемым сарказмом.

Игорь помолчал немного и ответил:

– Сказал же – надо подумать.

– Ерунда все это, – уже сердито произнес Костик, – детские игры. Милиция отказалась, а ты лезешь!